Понять Россию мыслящий русский интеллигент всегда полагал своим высшим долгом. Понимание включало и включает во всякую эпоху некоторый круг принципиальных вопросов. Одни из «трудных вопросов» были вечными, а другие рождало время: в чем сущность России и русского мира, которые воспроизводятся в том числе и в современной истории? Чем держится «мир России» сегодня, когда «русскость» и «российскость» мы пытаемся познать в этнопациональном единстве? Вместе с тем это отнюдь не снимает и вопроса об исторической и геополитической сущности русской нации — европейская ли она, азиатская, евразийская, маргинальная, или все-таки универсально-мессианская, или, в конце концов, просто русская и российская? Какими идентификационными противоречиями наполнен русский мир? В чем суть идентификационной тайны времени для современной России?
Вот круг главных вопросов, которыми живет современное национальное самосознание и на которые, казалось бы, уже даны исчерпывающие ответы, поскольку ни страна, ни культура, ни нация, ни сама их история не вчера возникли, а состоялись в истории, стали Россией. Но, несмотря на это, такие вопросы не просто постоянно возникают, но и относятся к разряду наименее «проявленных», наиболее «неопределенных». И это неслучайно. Такое возможно только с такой страной и нацией, которые основательно заблудились в своей собственной истории, допустили расщепление и вслед за этим хаотизацию социального, культурного и ментального ядра своего самосознания. С нацией и страной с глубоко деформированными и деградированными ценностями национальной и исторической идентичности, живущими неадекватными представлениями о самих себе, а в предельных случаях — и в тени параноидальных представлений о России и в ней -русской нации.
О высших формах самосознания
Идентичность есть «нечто», идущее через все века человеческой истории и стабилизирующее современность всей историей, а не какой-то ее избранной частью. А идентификация становится одним из самых фундаментальных феноменов человеческого духа в человеческой истории, поскольку вырастает из всей истории и культуры страны и нации. И феномен этот не является чем-то внешним, по случаю надеваемым на душу страны, нации, личности. Идентичность основой своей имеет духовный опыт личности. Соответственно, идентитет — это продукт сознания, доросшего до высших форм самосознания, до осознания сущности своего «я» в истории. Такое осознание дается человеку через акты связывания и отождествления себя с коллективными сущностями своей локальной цивилизации, культуры, исторической эпохи. С другой стороны, за счет идентификации преодолеваются пределы человеческого «я», человек выходит за границы своего эго. Это когда я, отождествляя себя с тем, что вне меня существует, вместе с тем превращается в нечто имеющее значение для моего «я».
В этом смысле идентичность манифестирует все основные символы преданности индивида сообществу. После чего история и в ней — историческое время обретают субъекта, тождественного их сущности, и ровно настолько, насколько сам субъект растворяет себя в коллективных сущностях своей истории и своего времени. Единство нации питается единством своей истории и, следовательно, единством своей исторической памяти. Мы участвуем в истории настолько, насколько история участвует в нашей жизни, оплодотворяет каждый акт и нашего сознания, и нашего действия. И во всех этих событиях идентификация — одновременно акт и процесс, участвующие в формировании пространства главных смыслов для специфически человеческого существования. Так совершается становление человека самим собой, но через «другого» и «другое», с кем (и с чем) «я» отождествляю свое «я».
Так в истории появляется субъект, способный творить не историю вообще, а историю конкретной локальной цивилизации, вооруженный для этого не просто интересами, но и, главное, ценностями и святынями определенной культуры и духовности. Обретая идентичность, жизнь человека обретает историчность, начинает мерить себя духовными максимами истории. Начиная связывать себя с существенными событиями своей истории, наполняясь духом своей культуры, человек перестает быть только творимой частью истории, он превращается еще и в ее творца. Можно сказать и так: миром правит идентичность. Правит в той самой мере, в какой им правит человеческое сознание и в нем — человеческое «я», ибо только знающий, «кто я», может знать «что делать».
История и в ней человек, осознающий себя, обретают источник для пассионарного подъема — для прорыва в новое измерение истории. Жизнь из «просто существования» по мере идентификации (развития самосознания), или, иначе говоря, по мере отождествления и наполнения себя человекоразмерными смыслами жизни и истории в главных своих актах превращается в сокровенное дароприношение. В дароприношение тому месту, где ты родился и живешь, кругу близких людей, давших тебе жизнь и ее смыслы, долгоприношение своей истории, своему народу, самому себе.
Каждый акт (шаг, период) идентификации превращается в акт одухотворения человека, превращения его в человека исторического, понимающего себя и воспитывающего себя в отеческом духе. В настоящем настолько настоящего, насколько в нем сохранилось прошлого. Настоящее «складирует» в себе свое прошлое как основание собственного бытия, и оно жизненно настолько, насколько опирается именно на такое прошлое, которое имеет выраженные проекции бытия, связывающие его с будущим. Поэтому и долг перед будущим есть только у того, у кого есть обязательства перед прошлым — кто не является исторически безосновным, как и исторически «бездетным». Прошлое — это больше того, чем я «просто живу». Жить в истории — это еще и жить воплощением и раскрытием в ней своей сущности. После этого одно только и имеет значение — научиться жить жизнью сущности своей души, а значит, своей культуры, своей истории.