«И вновь я возвращаюсь…»
Авторы: Леонид Борисович Репин
Жанры: Биографии и мемуары, Путешествия и география
Цикл: Пионер - значит первый №77
Формат: Полный
Всего в книге 56 страниц. Год издания книги - 1983.
Книга о Николае Михайловиче Пржевальском — замечательном русском путешественнике, открывателе и исследователе новых земель. С его именем связаны ярчайшие страницы в истории исследования центральных районов Азии, открытие и описание неизвестных в науке зверей, птиц и растений, горных хребтов и вершин. Вся жизнь этого отважного человека — пример беззаветного служения науке, Родине. Издание рассчитано на школьников среднего возраста.
Читать онлайн «И вновь я возвращаюсь…»
Рецензент кандидат исторических наук
Ф. Б. БЕЛЕЛЮБСКИЙ
© Издательство «Молодая гвардия», 1983 г.
О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
В ряду выдающихся русских путешественников, снискавших себе мировую славу, едва ли найдется другой человек, совершивший столь же много крупных открытий, как Николай Михайлович Пржевальский. По существу, вся его жизнь — это непрерывное путешествие, дороги в нехоженых горах и пустынях, куда путь европейцам до него многие и многие столетия был заказан.
Но ведь не просто путешественником, не созерцателем был Пржевальский! Он стал первым исследователем природы Центральной Азии. Он открывал горы и горные хребты, истоки великих рек и озера, но при этом открывал и новые виды животных, растений. Воистину великим человеком надо было быть, чтобы успеть столько сделать!
Размах, масштаб его открытий поражал даже и современников, географы того времени удивлялись им сделанному и ставили Пржевальского в одни ряд с самыми знаменитыми исследователями Земли всех времен.
Его любовь к путешествиям, странствиям была огромной, но больше всего он любил свою землю, и, куда бы ни заносила его судьба, он неизменно возвращался на родную Смоленщину. Но и зов морозных и знойных пустынь, суровых гор неодолимой силой звучал для него. Так и илл: в странствиях тосковал по дому, а дома с грустью вспоминал странническую, как он сам говорил, жизнь.
Эта книга рассказывает о жизненных дорогах Николая Михайловича и о самом последнем его пути, из которого он уже не вернулся.
Ранняя весна 1886 года
Он уж и сам не смог бы сказать, сколько времени брел по пустыне один. Жгучее солнце и волна горячего воздуха, которую выдыхал раскаленный песок, иссушали последние силы. Пржевальский шел, с трудом переставляя непослушные ноги и чувствуя, как едкий пот, струившийся по лицу и шее, тут же высыхал, обращаясь в колкие кристаллики соли и стягивая воспаленную кожу.
Остановившись, он обернулся и увидел одинокую неровную цепочку своих следов, оставшуюся на сыпучем песке. Скоро и ее не будет: следы в пустыне остаются недолго…
Рука его безотчетно потянулась к фляге, висевшей у пояса. Ясно сознавая, что она давно уже опустела, Пржевальский все же свинтил крышку, закинув голову, опрокинул флягу.
Ни капли. Он отшвырнул флягу прочь, и она со звонким шорохом и побрякивая пробкой, болтавшейся на цепочке, покатилась по склону.
Может быть, хватит мучиться? Может, лечь на этот горячий песок и дождаться последней минуты… Все равно своих не найти…
Он сделал несколько неверных шагов, ноги подкосились, он упал. С трудом поднялся и, сделав шаг, снова упал…
Все. Теперь уже не подняться.
Однако, собрав все силы, он встал. И вновь горячая волна захлестнула его… Неужели это конец?!.
Пржевальский открыл глаза и медленным, не вполне еще осознающим все взглядом обвел стены и потолок. Ощутив выступившую на лбу испарину, отер ее горячей ладонью.
Господи! Да ведь дома же он, в Слободе. В собственной постели на мягкой подстилке из хвостов диких яков, какой нет ни у одного из царей!
Пржевальский откинул одеяло, опустил босые ноги на пол и, ступая по половицам, приятно холодящим подошвы, подошел к окну. Раздвинув ситцевые занавески, выглянул в сад.
Солнце уже встало над лесом, но еще цеплялось за голые черные ветви высоких деревьев. Снег в саду почти весь уж сошел и остался только в самых укромных, затененных местах, да и тому лежать теперь недолго осталось. А рядом, в земле, согретой солнцем, виднелись первые ростки хотанских и ак-суйских дынь и арбузов. Сильно сомневался он, что приживутся в смоленской земле азиатские гости…
Николай Михайлович отворил окно, и в комнату ворвались острые весенние запахи земли, стряхнувшей снежный покров, древесной коры, подогретой первым теплом. Редкие побеги, казалось, тоже отдавали прохладному воздуху свой аромат.
Весело щебетали, перелетая с ветки на ветку, синицы, и от всех эти запахов и голосов совершенно нестерпимо захотелось вдруг выйти из дома, углубиться в оживающий лес и идти долго, до полной усталости, не отдавая себе отчета, куда и зачем…
Как же истомился он без всего того, что открылось сейчас перед ним, за недели, проведенные в сыром Петербурге… Сначала чрезвычайное торжественное собрание в Императорском Географическом обществе, во многом приятное, но и утомительное в чем-то и тягостное из-за речей. Потом выступления в Главном штабе — в зале, блистающем отсветами от бесчисленных аксельбантов и эполет, потом городская дума, Академия генерального штаба…
Нет, положительно от всего этого можно с ума сойти! Он вовсе и не помышлял о такой популярности, когда по Невскому и ста шагов невозможно пройти, чтобы не узнали, не приветствовали бы поклонами незнакомые люди, не останавливали бы едва знакомые, чтобы засыпать целою кучей вопросов…
А ведь недавно как будто сам набивался — ходил, убеждал, упрашивал, доказывал необходимость, целесообразность снаряжения первой своей экспедиции по Уссурийскому краю. Столько всяких высоких порогов пообивал… Еще неизвестно, как бы судьба повернулась, если бы не Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский…
