И нет этому конца

— Товарищ лейтенант, вставайте! Вас срочно вызывает подполковник! Взвод прибыл!

От волнения я никак не мог навернуть портянки. Наконец-то прибыл! Три дня меня кормили завтраками, три дня я вместе с рядовыми санитарами таскал в госпитале носилки с ранеными и уже ничего хорошего не ждал для себя от полученного назначения. И вдруг — прибыл!

Мой взвод! Мой санитарный взвод! Мой первый взвод! Сколько в нем человек? И кто они такие? Опытные ли санитары, побывавшие в боях, или новички, которых надо учить? Но это частности. Главное — прибыл!

— Пошли! — сказал я прибежавшему за мной писарю, застегивая на ходу свой новенький офицерский ремень.

Подо мной так и замелькали ступеньки винтовой лестницы — она спускалась из бывшей кинобудки, где я спал.

Упитанный писарь, который старался не отставать от меня, едва не загремел вниз.

У крыльца стояла «санитарка». Из нее солдаты выгружали ящики и мешки с медикаментами.

— Лейтенант, помогите! — по привычке обратился ко мне начальник госпитальной аптеки старший лейтенант Лапин.

— Как-нибудь в другой раз! — ответил я, сбегая по ступенькам.

Старший лейтенант удивленно посмотрел мне вслед. В конце концов, я не имел к госпиталю никакого отношения. Просто начсанарм попросил меня, пока не подошел взвод, поработать там. Как я мог отказать ему?! К тому же я видел, как достается сестрам и санитарам: вот уже три дня непрерывно поступали раненые из-за Днепра…

А теперь я вступлю в командование собственным взводом. Мы будем выполнять специальное задание штаба армии. Оказывать медицинскую помощь непосредственно на месте — на переправе через Днепр. За нами закреплен участок, на котором реку форсирует гвардейский танковый корпус. Конечно, бои там идут жестокие. Но зато и с наградами не скупятся. Я бы многое сейчас дал, чтобы в следующий раз предстать перед Валюшкой уже бывалым фронтовиком, гвардейцем, с боевым орденом на груди. Для начала и «Звездочка» хороша. Ее ведь тоже даром не дают!

А для этого надо постараться. С первого же дня я поставлю дело так, что с нас будут брать пример. Прежде всего налажу четкую организацию медицинской помощи: быстрые перевязки, противошоковые мероприятия, срочную эвакуацию. Основное — строгое выполнение каждым своих обязанностей. Никакой разболтанности, никакого панибратства. Я буду требовательным, но справедливым командиром.

Однако, строя по дороге планы на будущее, я нет-нет да и ощущал беспокойство: знал, что на фронте не только часто награждают, но и часто убивают, часто ранят. Я отгонял эти непрошеные мысли и весь был в радостном ожидании встречи со своим взводом…

— Товарищ лейтенант, куда вы? — услыхал я позади голос писаря, который никак не поспевал за мной.

— Как куда? — я остановился и непонимающе уставился на посыльного.

— Так вы ж мимо прошли! — сказал он, показывая на хату, где размещался отдел кадров санитарной службы армии.

— Задумался, — смущенно признался я и повернул назад.

В глазах писаря промелькнула усмешечка. Может быть, решил, что я потерял голову от страха, отправляясь на переправу? Как бы не так! Лучше умереть комвзводом, чем прозябать писарем!

Меня ждали. Начальник отдела кадров подполковник Балакин, немногословный, с колючим взглядом, не отвечая на мое приветствие, спросил своего помощника старшего лейтенанта Климова:

— Предписание готово?

— Вот оно. — Старший лейтенант вышел из-за стола и заскрипел новыми хромовыми сапогами.

Подполковник взял предписание и, внимательно прочитав его, подписал. Потом кольнул меня взглядом, спросил:

— Ну что, будем воевать, лейтенант?

— Я — буду! — с вызовом ответил я, обиженный на то, что он не ответил на мое приветствие. Пусть знает, что я не мальчишка, а такой же офицер, как и он.

Лицо подполковника мгновенно покрылось багровыми пятнами.

— Посмотрим, посмотрим, — проговорил он в стол.

Старший лейтенант уставился на меня своими очень светлыми глазами и осуждающе покачал головой.

Я тоже покачал.

У Климова вытянулось лицо.

— Николай Иванович! — обратился к кому-то позади меня подполковник.

Я, удивленный, обернулся.

В темном углу хаты сидел не замеченный мною долговязый и лысоватый капитан в старой, выцветшей гимнастерке с нашивками за ранения.

— Вы сами представите лейтенанта взводу, или пусть Климов?

— Сам, — ответил тот, поднимаясь. — Пойдемте, лейтенант.

Когда мы вышли на улицу, он спросил меня:

— Сколько вам лет, лейтенант?

— Девятнадцать. А что?

— В девятнадцать уже пора научиться владеть своими чувствами.

Я промолчал. Поучать легко. А он сдержался бы сам, если бы его так унизили?

Капитан показал на полуобгоревшую хату сельсовета и сказал:

— Вон там, во дворе, разместился ваш взвод.

Я прошел в ворота и в растерянности остановился. Вместо веселых и ладных солдат, которых я ожидал увидеть, весь двор был заполнен какими-то людьми в гражданской одежде. Они сидели на бревнах, ящиках, подводах и, не обращая на нас внимания, занимались своими делами: ели, пели, разговаривали.

— Где взвод? — недоуменно спросил я капитана.

— А вот, — кивнул он головой.

— Эти? — скривился я.

— Да. Все они добровольцы. Сами изъявили желание помочь на переправе.