Это иронические повести и рассказы о жизни, военно-морской службе и сухопутном существовании в служебной обстановке и вне ее.
Непосредственные заметки прямого соучастника без досужих вымыслов и сторонних наблюдений. Умеренная флотская травля несколько оттеняет реальный и рельефный юмор жизненных ситуаций.
Лица, события и обстоятельства изменены, но факты, несомненно, имели место быть.
«Если же есть такие, кому рассказы отставного моряка не нравятся, то я могу им лишь посочувствовать. Хотя о вкусах и не спорят, есть в этом мире и бесспорные вещи, одной из которых есть факт: искренность, остроумие, самоирония и умение связно и грамотно писать при отсутствии пижонства и высокомерия неизбежно ведут к успеху у нормального читателя…»
Владимир Усольцев, писатель, автор нашумевшей книги «Сослуживе» о В. Путине
«Все есть. И противоречия, и противочувствия (в изобилии), и нецитируемый катарсис от столкновения противочувствий. оистину художественное произведение. Молодец, Литовкин…»
Соломон Воложин, литературный критик
Командир сильно раздосадован. Об этом свидетельствует покрасневшее лицо, с которым он предстал перед курсантским строем. Сколько лет уж миновало, но совершенно явственно ощущаю свою принадлежность к сообществу из сотни молодых балбесов, вытянувшемуся двумя шеренгами в длинном коридоре второго этажа учебного корпуса училища.
– Хуже всех! – начал он свою речь, передвигаясь от человека к человеку, строго оценивая взглядом каждого, – хуже всех в роте!
Поскольку звание «хуже всех в роте» было переходящим и за многими водились грешки различной степени тяжести, можно было ожидать, что выбор падет на любого.
– Хуже всех, …хуже всех в роте, – нараспев повторил капитан-лейтенант, демонстрируя в голосе уже не возмущение, а глубокую скорбь и обиду на одного из своих подопечных.
– Опять нам принес оплеуху курсант Ионов. Опять нам всем краснеть за него…, – ротный горько вздохнул и разрядился фразой, ставшей впоследствии классикой курсантского фольклорного сленга: «Тебе, Вова, не водку пить, а г…о через тряпочку сосать».
Потом, разумеется, «Равняйсь!», «Смирно!», «Курсант Ионов выйти из строя!»….
Не припомню, сколько нарядов он тогда огреб, но морально был казнен без права на помилование.
Указанной экзекуции предшествовали некоторые события в Нижнем парке Петродворца, но об этом чуть позже.
Сначала об Ионове.
Роста он был среднего, худощавый, темноволосый с очень выразительными глазами, казалось отражающими чувства человека, оставленного на необитаемом острове.
Вова охотно воспринимал в курсантской компании все напитки и не отказывался поддержать своим участием любое мероприятие, от простого распития четвертинки в тамбуре электрички, до посещения ресторана за червоне на троих. Основная проблема состояла в дозе. Вова сильно изменялся в процессе выпивки. Сначала он, обычно немногословный, начинал участвовать в разговоре, делая неожиданные и остроумные замечания. На этой фазе с ним было приятно и весело общаться. Потом в его взгляде появлялась некоторая скука, он зевал и неожиданно ложился. Он спал, но сон был слишком глубоким и каким-то аномальным. Пульс слабо прощупывался. Одним словом, – вырубался. Пробуждение наступало только после холодного душа и освобождения желудка.
В результате нескольких смелых экспериментов было установлено, что критическая масса водки для Ионова составляет около 230 грамм. Принятое решение гласило: «Вове стакан без пояска!». Вова не возражал, но никак сам не контролировал дозу, отягощая товарищей этими обязанностями. Он даже себе не наливал и мог сидеть в копании трезвым до тех пор, пока о нем не вспомнят. Так что, если с ним приключалась неприятность, то возникал вопрос: «Какая сволочь Вову напоила?». Одно время его даже опасались брать в компанию, но после того, как Вова на летней стажировке обеспечил дополнительным питанием почти половину взвода, это казалось аморальным.
Дело в том, что одновременно с нами практику в приморском городке проходили выпускницы поварского училища. Мы набирались бесценного опыта на береговом радиокомплексе, а девушки работали в кафешке и нескольких ларьках на набережной. Вечно голодные и безденежные курсанты, разумеется, начали проявлять внимание к феям с пирожками, но удача светила только к Вове. Именно тому, у кого и аппетит – так себе. То ли изможденным видом, то ли потерянным взглядом привлек он внимание пышнотелой начинающей поварихи, но бесплатная кормежка ему и его друзьям была обеспечена на целых три недели. Очередь сопровождать Вову в увольнения расписывалась заранее. Разумеется, кое что из изделий студенток кулинарного техникума было недо– или пере-, но суровая рука голода на то время ослабила свою хватку.
* * *
В тот знаменательный день мне, Андрюхе и Юрке досталось патрулировать в Нижнем парке. И только мы спрятали повязки со штыками, присев отдохнуть в сорокадверке[1], как появились ребята в защитного цвета форме с повязками – кировцы, соседи по Петергофу.
