Если в солнечный день подняться по крутой тропинке, ведущей на вершину холма от небольшого деревянного мостика, который тут по-прежнему зовется Мост Сомнений, то вскоре между вершинами двух огромных гинкго завиднеется крыша моего дома. Но даже если бы этот дом и не занимал командной высоты, его все равно невозможно было бы не заметить; он так сильно отличается от остальных, что вам при виде его почти наверняка пришла бы в голову мысль: что за богач им владеет?
Но я вовсе не богач и никогда им не был. Возможно, вы догадаетесь, отчего у этого дома столь импозантный вид, если я признаюсь, что построил его не я, а мой предшественник, а это был не кто иной, как Акира Сугимура. Конечно, если вы прежде в нашем городе не бывали, имя это вам ничего не скажет. Но назовите его любому, кто жил здесь до войны, и сразу узнаете, что лет тридцать назад Сугимура был, несомненно, одним из самых уважаемых и влиятельных людей города.
Итак, вы стоите на вершине холма, любуетесь прекрасными кедровыми воротами, просторным садом с оградой, элегантной крышей, крытой черепицей и украшенной стилизованным резным коньком, словно указывающим на дивный пейзаж вокруг. И в голове у вас, скорее всего, зреет вполне закономерный вопрос: как же все-таки этому типу удалось приобрести такой роскошный дом, если, по его же собственным словам, средствами он располагает весьма умеренными? Скажу честно: я купил этот дом, так сказать, по номинальной цене; сумма, которую я заплатил, по всей видимости, не составляла и половины его реальной тогдашней стоимости. А возможным это стало благодаря довольно странной – кое-кто, пожалуй, может назвать ее и дурацкой – процедуре, которой семейство Сугимура обставило продажу дома.
С тех пор прошло уже лет пятнадцать. Тогда дела мои как раз шли в гору, благосостояние нашей семьи улучшалось чуть ли не с каждым месяцем, и жена стала давить на меня, требуя подыскать нам новый дом. Со свойственной ей прозорливостью она в два счета доказала мне, почему так важно, чтобы у нас был дом, в полной мере соответствующий нашему теперешнему положению: дело тут не в тщеславии, а в том, что это будет важно, когда придет время выдавать замуж наших дочерей. Я понимал, что определенный смысл в ее аргументах есть, но поскольку Сэцуко, нашей старшей дочке, было всего четырнадцать или пятнадцать, я как-то не считал это дело особо срочным. Тем не менее целый год я прилежно наводил справки, стоило мне услышать о продаже подходящего дома. И тут один из моих учеников обратил мое внимание на то, что продается дом Акиры Сугимуры, который вот уже год как умер. Мне показалась совершенно нелепой сама мысль о том, что я способен купить такой дом, и я отнес ее на счет того преувеличенного уважения, какое всегда испытывали ко мне мои ученики. Но справки я все же навел и получил совершенно неожиданный ответ.
В один прекрасный день ко мне явились с визитом две седовласые дамы весьма надменного вида, оказавшиеся дочерьми Акиры Сугимуры. Когда я выразил свое изумление по поводу столь благосклонного внимания к моей персоне со стороны этого выдающегося семейства, старшая из сестер довольно холодно сообщила мне, что дело тут отнюдь не в простой вежливости. В течение предшествующих месяцев, сказала она, очень многие интересовались домом их покойного отца, но семья решила в конце концов отказать всем потенциальным покупателям, кроме четверых, тщательнейшим образом отобранных как на основе особой добродетельности претендента, так и тех достижений, которых ему удалось добиться в жизни.
– Для нас представляет первостепенную важность, – продолжала она, – чтобы дом, построенный нашим отцом, перешел к человеку, которого он сам бы одобрил и счел достойным такого владения. Разумеется, обстоятельства вынуждают нас учитывать и финансовую сторону дела, но это далеко не главное. А потому мы назначили цену…
И тут младшая из сестер, которая до сих пор, можно сказать, не проронила ни слова, протянула мне конверт, и обе с суровыми лицами стали следить за тем, как я его открываю. Внутри был один-единственный чистый лист бумаги, в центре которого была элегантно выведена кисточкой цена. Я уже собрался выразить свое изумление по поводу столь низкой суммы, но по лицам сестер понял, что дальнейшее обсуждение финансовых вопросов будет сочтено бестактным. Старшая, впрочем, пояснила:
– Отнюдь не в интересах любого из вас, четверых, пытаться перебить цену. Мы не заинтересованы в том, чтобы получить что-то свыше указанной суммы. Но все же намерены устроить еще один отборочный этап: аукцион репутаций.
И она объяснила, почему они лично явились ко мне: они желали официально, от лица всего семейства, выяснить, готов ли я подвергнуться – наряду с тремя другими претендентами, разумеется, – дотошному расследованию моего прошлого: происхождения, образования, квалификации и мнения обо мне людей, достойных всяческого доверия. Только так, сказала пожилая дама, семья сможет выбрать подходящего покупателя.
Весьма странная процедура, но я не находил в ней ничего особенно отталкивающего; в конце концов, это примерно то же самое, что деятельность сторон, предшествующая заключению брачного контракта. Честно говоря, мне, пожалуй, даже льстило то, что такая старинная, следующая традициям семья сочла меня достойным кандидатом. Когда я дал согласие на проведение подобного расследования и выразил сестрам свою признательность, младшая из них впервые обратилась прямо ко мне.
