Марина Анатольевна, выглянув из-за приоткрытой двери своего кабинета, поправила очки и задумчиво посмотрела на экран моего монитора, где красовалась форма отчета филиала. Я слышала шаги начальницы и успела свернуть страницу интернет-магазина, на которую бездумно пялилась уже четверть часа.
— Саша, забеги к Геннадию Сергеевичу вечером, — главный бухгалтер хмуро оглядела своих подчиненных. — Он чеки привез с командировки. Забери и внеси.
— Хорошо, — вяло отозвалась я и едва сдержала зевок. В июне у бухгалтерии наступал мертвый сезон — управление попеременно уходило в отпуск, как и большинство проверяющих. Продажи заметно падали, количество бумаг сокращалось, и мы, привыкшие работать в аврале, как сонные мухи ползали до кулера и обратно, выпивая чая раза в два больше обычного. Только Марина Анатольевна, появляясь иногда из своего кабинета, раздавала нам указания, выполнение которых мы растягивали на пару-тройку дней.
— Посмотрим, чем он на базе поставщиков кормил, — ехидно заметила Света, стоило Марине Анатольевне закрыть дверь.
— Мне больше интересно, что они там пили, — зевая, отозвалась Ирина. — Вкусу Геннадия Сергеевича можно доверять.
Я пожала плечами и снова уставилась в экран. Из сумки донеслось печальное завывание. Коллеги подпрыгнули и, переглянувшись, расхохотались.
— Смени мелодию, страшно же! — давясь смехом, произнесла Света.
Взглянув на экран мобильного, я вздохнула и, закатив глаза, приложила динамик к уху.
— Привет, мам. Нет, у меня есть. Ну и что, что старая? Она удобная и туда все влезает. Да не нужна мне новая сумка! Пока…
У меня потрясающая мать. Эта женщина всё в жизни сделала сама — воспитала себя (она из детского дома), одна вырастила меня и брата, обеспечила себе безбедную старость, а нам — перспективное будущее, которому мы, как и положено, жутко противились просто потому, что видели для себя иные горизонты. Не то, чтобы мне не нравилось текущее положение дел — я работала на давнего друга матери, с должностными обязанностями справлялась, порой возвращалась домой поздней ночью, но трудоголиком себя не считала, ведь у меня имелось свободное время, несколько друзей и что-то вроде увлечения… Я собирала фигурки драконов. Началось всё с детской игрушки, которую мне подарили ещё в глубоком младенчестве, а потом понеслось-поехало. Пока брат учился за границей, привозил мне множество разнообразных фигурок — от маленьких стекляшек до черной ониксовой статуэтки, что выглядела как произведение искусства. Эти и другие представители коллекции хранились в стеклянном шкафу и являлись предметом моей гордости.
Мать же собирала сумки. Под них она отвела целую комнату, сделав из неё подобие гардеробной. В нашей семье вообще каждый сходил с ума по-своему, и нас троих это вполне устраивало. Отец же…
Папашу последний раз я видела лет в шесть, перед судом. Он и туда умудрился притащиться пьяным в стельку и, стоя в коридоре, орал, что мы — не его дети. Брату тогда было двенадцать, и он уже знал, за что и почему люди могут ненавидеть друг друга, а я ещё ничего не понимала. После суда алименты мать получала в срок, а брат, заявив, что отца у него больше нет, стал главным мужчиной в семье. Сейчас я видела его очень редко — Женя работал в филиале юридической фирмы в Болгарии, и на родину заглядывал нечасто, исправно присылая подарки на праздники.
Почему-то в тот день я ударилась в размышления о нашей семьи и то и дело пролистывала фотографии, сохраненные на компьютере. Особенно мне нравилось наше семейное фото, сделанное год назад, когда мы ездили в столицу — улыбающаяся мама, высокая, сногсшибательная блондинка с карими глазами, за которую мужчины дрались до сих пор (был не так давно инцидент, сама видела), брат, очень похож на маму — светлый, смуглый, высокий, и я — матери по плечо, зеленоглазая и темноволосая.
В отца, да.
— Чеки забрать не забудь, — в конце рабочего дня напомнила мне Марина Анатольевна.
— Ага, — проводив начальницу взглядом, я поднялась и, взяв ключи от кабинета, прошлась между столами, проверяя, все ли компьютеры выключены. За окнами призывно светило солнце, и я торопилась поскорее выскочить на воздух и прогуляться до набережной.
В коридорах уже царила гробовая тишина, только на втором этаже прохаживалась уборщица Антонина Васильевна — очень милая женщина, которая наотрез отказалась от предложенного отделом кадров моющего пылесоса, заявив, что швабра — универсальное средство убирания.
— Антонина Васильевна, что ж не заходили сегодня? — поравнявшись с уборщицей, добродушно поинтересовалась я. — Нам торт вчера привезли, нужно съесть до пятницы.
— Вы и ешьте, пока молодые, — женщина толкнула тележку, и та заехала в кабинет к финансовому директору, едва не снеся чучело огромного белого волка, стоявшее прямо за дверью. Мы ласково называли зверя «Скотти».
Пожав плечами, я двинулась дальше. У дверей кабинета Геннадия Сергеевича прохаживался Арсений Владимирович, исполнительный директор, и с кем-то ругался по телефону, едва ли не срываясь на крик.
— Я тебе сказал, чтобы поставка сегодняшним днем прошла! Какого хе…, — он заметил меня и, махнув рукой, мол, иди, отошел к окну. — Какого лешего ты Смирнова послал разбираться? Кто, б… Хм… отвечать должен? Когда?! Сегодня! Я сказал, сегодня или…
![«Мастер и Маргарита» сквозь призму оккультизма. [Ч. 2]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
