Полотно, сотканное из паутиновой нити, по прочности, лёгкости и красоте в несколько раз превосходит шёлк. Оно ещё в древности изготовлялось в Китае, где получило название «ткань восточного моря». Правда, процесс её изготовления был настолько трудоёмок, что одеться в одежду из неё мог себе позволить лишь сказочно богатый человек.
В Европе о промышленном производстве ткани из паутины впервые задумались во Франции в начале XVIII столетия. Президент королевской счётной палаты Монпе-лье Бок предложил добывать нить из паука-крестовика. Как он установил, паутину можно вытягивать прямо из его брюшка и сразу наматывать на катушку. От одного насекомого удаётся получить до 500 метров нити. В подтверждение своих слов Бок представил в Академию наук тончайшие женские чулки и перчатки, изготовленные из этого сырья, поразившие всех красотой и изяществом.
Проект Монпелье погубил французский естествоиспытатель и почётный член Петербургской академии наук Рене Реомюр. Он подсчитал, что для получения одного фунта пряжи (453,6 грамма) потребуется не менее 663 крестовиков. Такое соотношение однозначно указывало на то, что набрать во французских лесах необходимое для промышленного производства ткани количество пауков нереально.
Ещё раз вопрос о производстве «паучьей» ткани был поднят в конце XIX века. В связи с бурным развитием воздухоплавания потребовалось лёгкое и прочное полотно для воздушных шаров и дирижаблей. В 1899 году во Франции предприняли попытку получения такого материала из паутины крупного мадагаскарского паука. Удалось даже создать образец, как писали газеты, «роскошной ткани длиной 5 метров». Однако работы по акклиматизации теплолюбивого насекомого во Франции закончились неудачей.
Производство паучьего шёлка столкнулось с невозможностью массового разведения пауков прежде всего из-за сложности кормления этих хищников. И всё же паутина нашла ограниченное практическое применение. Благодаря очень малой чувствительности к изменениям температуры и влажности такую нить применяют в современных высокоточных визирах.
Сегодня человечеству паучье племя не доставляет практически никаких неприятностей. Однако немногим более ста лет назад оно представляло серьёзную опасность для электроэнергетики Японии. «Петербургская газета» весной 1887 года рассказывала своим читателям, что влажный климат Страны восходящего солнца исключительно благоприятен для размножения пауков. Несметные полчища этих насекомых приспособились перекидывать свои сети с деревьев, где они обитают, на линии электропередач, изоляторы и столбы. При выпадении росы и в дождь паутина, становящаяся при намокании отличным проводником, нередко вызывала короткие замыкания. Проблема стояла столь остро, что была заведена специальная служба, работники которой время от времени очищали провода от паучьих сетей длинными бамбуковыми метёлками. Но пауки оказались значительно проворнее людей, и решить проблему удалось только полной вырубкой деревьев вокруг линий электропередач.
Неприятность иного рода пауки принесли Вашингтону. В конце XIX века множество прожекторов придавало этому городу в ночное время неповторимый, очаровательный облик. Но вдруг как по мановению волшебной палочки их свет померк и как бы подёрнулся мрачной серой дымкой. А получилось это вот почему: на свет ламп слетались тысячи ночных бабочек, излюбленной добычи пауков, поэтому вскоре все фонари, а также памятники и здания, на которых они были установлены, оказались густо оплетены паутиной. Пришлось властям американской столицы увеличить штат городских служб. До сих пор раз в две недели их работники очищают Вашингтон от паучьих сетей.
Неужели они любят музыку?
Ещё в XVIII веке обратили внимание: при исполнении мелодичных музыкальных произведений пауки часто приближаются к источнику звука как бы для того, чтобы лучше его слышать. Бытовало мнение, будто эти насекомые, с одной стороны, – беспощадные хищники, а с другой – большие меломаны.
В декабре 1891 года во французском журнале «Revue Seintifieque» рассказано об исследовании природы паучьей «любви к музыке». Оказывается, эти насекомые особенно охотно слушают цитру – многострунный щипковый инструмент. Воспринимают они и звук скрипки. Известный учёный-энтомолог Романэс на концерте видел, как при исполнении скрипичного соло с хрустальной люстры спустился паук с явным намерением приблизиться к инструменту. Но только грянул весь оркестр, паук стремительно взмыл к потолку.
Любовь этих насекомых к музыке объясняют инстинктом хищника, срабатывающим при колебаниях, близких по своей частоте к жужжанию мухи или другой добычи. Романэс при этом ссылается на опыты Бойса. Он прикасался вибрирующим камертоном к паутине. Паук тут же начинал искать потревоженную нить и, найдя, бежал по ней к источнику колебаний. Выходит, хищника влечёт не звук, а трепетание паутины. Такого же мнения придерживались швейцарский естествоиспытатель Франсуа Форель и английский этнограф Джон Леб-бок.
Казалось бы, мнение столь авторитетных мужей достаточно убедительно. Но почему же тогда в опытах всё того же Бойса, если поющий камертон не касался паутины, насекомое всё равно шло на звук? Неужели пауки действительно просто любят музыку? Как это ни удивительно, точного ответа на этот вопрос не найдено до сих пор.
