«Любить то, что было, — это нечто новое под солнцем,
неведомое многим людям и всем голубям…
Только в этом, а вовсе не в бомбах господина Буша
и не в нейлоновых чулках господина Дюпона заключено
объективное свидетельство нашего превосходства над животными»
Олдо Леопольд «Календарь песчаного графства»
Понятие «хорошая собака» очень и очень расплывчато. Одни считают хорошей собаку красивую, побеждающую на выставках, и разнообразие вкусов и взглядов тут бесконечно велико; другие — способную достичь высших спортивных результатов; третьи — надёжного работника; ещё кто-то предпочтёт собаку, не требующую от владельца существенных затрат времени, внимания и сил, необременительную при содержании в городской квартире… И всё это будут очень разные собаки. При этом какая-то из них, при картинном экстерьере, — хилая телом и душой, отягощена букетом наследственных соматических болезней; какая-то, темпераментная и неутомимая в дрессировке, — вместе с тем туповата, неприятна и назойлива в общении, одержима привычками маниакального характера; храбрый охранник и защитник требует твёрдой руки, а без контроля может быть опасен для окружающих; а та, что по современным, сперва англосаксонским, а теперь и общеевропейским взглядам только и приемлема для проживания в городе, — до деревянности флегматична и до чрезвычайности глупа, и вообще по характеру и мышлению уже стоит, пожалуй, ближе к растениям, нежели к хищным млекопитающим.
Наверняка найдутся желающие повторить избитое: нужны, мол, всякие собаки, поскольку все люди разные, и каждый должен найти себе что-нибудь по вкусу. Что ж, тогда давайте поразмыслим над одним, не очень лестным для владельцев собак, фактом: многие, очень многие из них (примерно три четверти, если судить по косвенным данным) держат собак для компенсации каких-либо своих комплексов, и чаще всего, по мнению некоторых психоаналитиков, в качестве «вредной привычки», позволяющей в удобной форме закрыть глаза на собственные личностные недостатки и жизненные проблемы и отстраниться даже не то, что от их ликвидации, но и от осознания. Отнюдь не малому числу людей собака нужна для самоутверждения. И как говорилось в одном известном фильме, «это больше, чем факт, потому что так оно и есть на самом деле». Добро ещё, если жажда самоутверждения выражается в фанатичном стремлении к победам на выставках или в одержимости при занятиях дрессировкой. Гораздо хуже — в увлечении собачьими боями, а то и в запугивании мирных граждан на улицах. Но множеству закомплексованных нужны ведь, к сожалению, заведомо плохие собаки. Трусливые, болезненные, глупые, а главное — как можно более зависимые. Чтобы было перед кем чувствовать себя гением, героем, спасителем и прочая. Кто не помнит, пусть перечитает Дж. Даррелла «Филе из палтуса», главу «Урсула», — в ней описан характернейший тому пример! В общем, к стыду человеческому, в современном обществе на плохих собак сформировался широчайший социальный заказ. И он, благодаря безответственности и бессовестности, царящим в кинологии, удовлетворяется повсеместно и полностью!
Что человека из пещеры в люди вывела собака, ставшая ему симбионтом — помощником в охоте и союзником в противостоянии крупным хищникам, — любят повторять многие. А вот скользкую тему, как человек платит за былую и нынешнюю помощь своему другу, превращая его системой «культурного» разведения в самые разнообразные модели уродства физического и психического, в среде кинологов затрагивают не слишком охотно. Хотя проблема эта выскочила далеко за пределы декоративного собаководства и теперь относится к абсолютному большинству заводских пород. Причём не только к обширному направлению «выставочного» разведения, но и к тому, что по традиции именуется «рабочим», хотя в значительной части уже определённо должно называться «спортивным».
Спортсменам нравятся собаки, которые выигрывают соревнования, проводимые согласно неким условным нормативам. Спортсмены, конечно же, стараются использовать таких собак в разведении. И что же они, в итоге, разводят?
Наиболее популярные нормативы, по которым соревнуются дрессировщики служебных собак, когда-то создавались в расчёте на зоотехнический отбор особей с поведением, наиболее желательным при их практическом применении: в обыденной жизни — спокойных, разумных и уравновешенных, а в работе — серьёзных, азартных и горячих. Через утрирование нормативных требований и через искусство дрессировщиков здесь, практически на глазах одного поколения собаководов, произошла подмена реальных ценностей мнимыми: теперь в выигрыше оказались собаки с гипертрофированной активностью (и, как выясняется, среди немецких овчарок — зачастую попросту наследственно больные, с суженным спинномозговым каналом и потому с аномально высоким тонусом центральной нервной системы, т. е. постоянно стимулируемые болью), к тому ещё и без лишних, мешающих мыслей в голове, с предельно простым мышлением, у которых, таким образом, темперамент абсолютно превалирует над рассудком. И даже над инстинктом самосохранения: не так уж редки экземпляры, которые в горячности своей не могут и в стандартных условиях соревнований, на привычных препятствиях, рассчитать прыжок, и падают на верхушку наклонной стенки животом. «Спортизированные» (или, как говорят дрессировщики, «заипошенные») собаки достаточно легко обучаются исполнению стереотипных навыков, но в гораздо меньшей степени пригодны для сложной работы на практике, где требуется думать; а больные ещё и недолговечны.