Хмурый Вангур

Устланная ковровой дорожкой мраморная лестница была длинная-длинная, но Наташа взбежала по ней в одну минуту. Быстро, ничуть не запыхавшись, она прошла по всему коридору и только в конце его, у высокой массивной двери с аккуратной табличкой, задержалась. На табличке значилось: «Директор института». Это надо было понимать так: директор Горногеологического института уральского филиала Академии наук СССР.

Когда тебе только девятнадцать лет, а в служебном удостоверении в графе «должность» стоит маленькое, скромное «лаборант», перед такой дверью, конечно, остановишься. Но надо сказать, что в этом учреждении Наташа Корзухина работала уже почти три года, все здесь было ей знакомо и привычно, а по характеру своему она не очень-то любила робеть и задерживаться перед чем-либо. К тому же сегодня, пока «по секрету», ей сообщили, что, по всей вероятности, ее переведут в старшие лаборанты. Старшая — это что-нибудь да значит!.. И уже через секунду высокая тяжелая дверь была распахнута, и Наташа вошла в приемную, с ходу выпалив все, что ей было нужно:

— Заседание началось? Давно? Наш вопрос обсуждают? Здравствуйте!

Секретарь директора, седая чопорная дама, не подняла головы, не кивнула, только скосила глаза. Она хорошо знала, когда надо кивать, когда вставать, а когда и вовсе не обращать на вошедшего внимания. На этот раз она все же снизошла до улыбки, похожей на приветливую, и даже произнесла с чуть томным выражением несколько слов:

— Ты, как всегда, моя девочка, нарядна, порывиста…

— …и непоследовательна, — грубовато закончил здоровенный взлохмаченный парень, сидевший на диване с книгой в руках.

Седая дама бросила на него неодобрительный взгляд, поджала губы и уткнулась в бумаги. А парень, обращаясь к Наташе, с мрачноватым простодушием ответил на ее вопросы:

— Здравствуй. Началось. Давно. Обсуждают.

Это был Юра Петрищев, сотрудник того же профессора, у которого работала и Наташа. Впрочем, сказать о Юре Петрищеве «сотрудник» — может получиться, пожалуй, несуразица: еще подумают, что он состоит в высоком ранге научного сотрудника.

Нет, но пришлось употребить это обтекаемое, неопределенное слово, так как круг занятий у Юры был тоже весьма неопределенным. Петрищев выполнял и обязанности техника-магнитометриста и радиометриста, и слесарничал, и бегал по поручениям своего шефа в различные городские учреждения, а в экспедициях таскал тяжелые мешки с минералогическими образцами. Привела его сюда нужда: умер отец, старый железнодорожный машинист; мать, никогда не знавшая никакой работы, кроме домашней, растерялась, и Юра скрепя сердце засунул подальше зачетную книжку студента второго курса Горного института и пришел наниматься в лабораторию профессора Кузьминых. Дорожка сюда была не совсем чужда ему: Юра явился к тому самому профессору, в геологическом отряде которого работал в свои первые студенческие каникулы.

Наташа относилась к этому парню несколько покровительственно. Во-первых, работает он без году неделю, а у нее, что ни говорите, стаж; во-вторых, она уже кончает заочно второй курс института, а он… может, он вообще никогда больше не поступит в институт.

Сейчас Наташа пренебрежительно махнула на Юру рукой, что должно было означать порицание его бездеятельности в данный момент, и, крадучись, чтобы не обратить на себя внимание дамы-секретаря, подошла к двери в директорский кабинет. Тут она приложила ухо к замочной скважине. Секретарь, женщина весьма бдительная, заметила это и была шокирована.

— Товарищи! — сказала она, и это «товарищи» прозвучало, как «господа». — Это, знаете, все-таки нехорошо. Так, знаете, делать все-таки неприлично.

Наташа незаметно для нее высунула язык и еще плотнее прижала ухо к двери…

В кабинете шло заседание ученого совета. Совет обсуждал предложение аспиранта Плетнева. Директор института, седой, аккуратный, очень интеллигентного вида человек, был недоволен, что этот зеленый аспирант, пришедший в институт из Геологического управления совсем недавно, уже вторгается в хорошо продуманные, давно утвержденные где надо планы и добивается их ломки. Нужно, конечно, признать, что его рассуждения не лишены интереса, их стоит обдумать и проверить, но без этой горячности, без спешки. Директор слушал аспиранта холодно и не очень внимательно.

А Николай Плетнев, молодой стройный крепыш, поминутно поправляя быстрыми движениями руки непослушные волосы, спадавшие на лоб, уже заканчивал выступление:

— …Исходя из этой геологической характеристики, я к предлагаю провести предварительные поиски титановых руд в районе реки Вангур. Больше того… — Энергичным, сильным движением Плетнев поправил волосы и на секунду задержал руку на темени, словно размышляя, не слишком ли он поразит сидящих перед ним тем, что скажет им сейчас. — Больше того: я утверждаю, что там титановые руды в виде россыпей рутила должны быть почти наверняка. Железнодорожная ветка длиной в триста — четыреста километров, которую можно проложить от Ивделя, окупится почти моментально.

— Так один мужик шкуру медведя делил, а медведь его… задавил, — без улыбки пошутил кандидат наук Пушкарев, примостившийся у отдельного столика в углу кабинета. И добавил уже совсем серьезно: — Рановато о железнодорожной-то ветке говорить.