Хлеб наш солдатский
Авторы: Федор Семенович Саушин
Жанры: Биографии и мемуары, Военная документалистика
Цикл: Военные мемуары
Формат: Полный
Всего в книге 83 страницы. Год издания книги - 1980.
Автор в годы Великой Отечественной войны, будучи политработником, был послан на важнейшую и ответственнейшую работу — обеспечение продовольственного снабжения войск — и посвятил этому делу многие годы службы, стал кандидатом технических наук. Интересно и убедительно рассказывает он о сложной деятельности организаций и людей, осуществлявших снабжение Красной Армии продовольствием в годы войны.
Читать онлайн Хлеб наш солдатский
Саушин Ф. С. Хлеб наш солдатский. — М.: Воениздат, 1980. — 224 с., портр., 10 л. ил. — (Военные мемуары). Тираж 65000 экз.
Автор в годы Великой Отечественной войны, будучи политработником, был послан на важнейшую и ответственнейшую работу — обеспечение продовольственного снабжения войск — и посвятил этому делу многие годы службы, стал кандидатом технических наук. Интересно и убедительно рассказывает он о сложной деятельности организаций и людей, осуществлявших снабжение Красной Армии продовольствием в годы войны.
Глава I
Идет война народная
Нет ничего страшнее вынужденного безделья, наступившего после месяцев напряженного труда, когда каждая минута была на строгом учете. Еще совсем недавно выкроить пару часов, чтобы выспаться, казалось для меня делом несбыточным, любая возможность отдохнуть воспринималась как редкое везение. А теперь я мог спать сколько угодно, беззаботно гулять по гостиничному двору, наслаждаться природой, тишиной, мирно беседовать с кем-нибудь из персонала гостиницы. Давно ли над головой свистели пули, рвались вокруг снаряды, падали рядом погибшие товарищи… Сейчас все это казалось далеким и кошмарным сном. Как будто и не было ее, этой страшной войны.
Городок Валдай в марте 1942 года, казалось, жил обычной жизнью. В определенный час жители торопливо шли на предприятия, в учреждения, становились в очереди у магазинов. Затем улицы пустели. И только вечером их снова заполняли уставшие горожане. По их лицам можно было сразу же понять: нет, жизнь-то здесь вовсе не обычная, люди находятся в постоянном напряжении, в ожидании каких-то больших и важных событий. Шла кровопролитная война. На растерзание фашистам было оставлено множество городов, сел и деревень.
Где-то недалеко до последнего дыхания дерутся с врагом мои товарищи, друзья, тысячи советских людей. А я ем, сплю, отдыхаю, считаю дни и… на чем свет стоит кляну себя: что, мол, скажешь своим товарищам… А за что, собственно, казниться? Разве я по своей охоте пролежал несколько месяцев в госпитале, разве по своему желанию поселился в этой не по военному времени уютной гостиничной комнате? В госпиталь угодить любой может: и солдат, и офицер, и генерал. Хорошо еще, что все обошлось, подлатали мои пробоины — и теперь я снова мог бы вернуться к друзьям, к однополчанам. Скоро, видно, вызовет начальство, и все станет на свои места. Интересно, что мне предложат?..
Так я размышлял, стараясь хоть как-то себя успокоить, утешить. Времени было достаточно, чтобы обо всем подумать, взвесить, всему дать оценку. Многое воспринималось теперь иначе, чем раньше, более обостренно. Сказывалось все, что довелось увидеть, пережить за прошедшие с начала войны месяцы. И хотя не так уж много времени прошло, срок этот можно было приравнять ко многим годам обычной мирной жизни. На нас обрушилось сразу столько бед, невзгод, горя, больших и трудных дел, столько переживаний, что их хватило бы на десятилетия. И вместе с тем было столько неясного, неизвестного, что приходилось думать да думать. И конечно же прежде всего о своем месте в общем строю, о своей роли во всенародной борьбе с фашизмом, о той доле, которую ты обязан внести в обеспечение победы. А она, мы не сомневались в этом, должна рано или поздно прийти к нам.
Ожидание… Тягостные раздумья… Я начинал уже раздражаться: сколько же может так продолжаться? Что они там, эти кадровики, на самом деле? Неужели нельзя побыстрее решить судьбу человека? В конце концов, не в санаторий же тороплюсь, а на фронт! Разве с этим можно сейчас не считаться? И как-то не думалось о том, что таких, как я, тысячи, что кадровым органам приходится решать несметное множество самых срочных вопросов, что люди там сутками не уходят из кабинетов.
В дверь легонько постучали. Вошел человек в форме батальонного комиссара.
— Услышал, что вы в гостинице, вот и зашел! Я, знаете ли, по соседству с вами живу, — сказал он, протягивая руку.
Приход батальонного комиссара меня искренне обрадовал, надоело одиночество. К тому же, как мне показалось, мы уже где-то встречались с ним. Да не все ли равно, главное, что есть с кем поговорить, хоть немного отвести душу.
— Воронин моя фамилия. Николай Ефимович Воронин, — певуче, делая ударение на «о», представился гость, присаживаясь на стул. Он устало и смущенно улыбался, отчего лицо его казалось простым и приветливым. Воронин заговорил, пристально посмотрев на меня:
— Там, на фронте, воюют, а вас вот здесь держат… Признайтесь, поругиваете вы кадровиков? Такие, мол, рассякие, бюрократию разводят. Сами тут в тылу окопались и понимать ничего не хотят…
— Хоть и не думал я так, но, честно говоря, немного обидно…
— Немного! Знаю, что вы это только из вежливости. Я хоть и молодой кадровик, а уж наслушался много всякого…
Кадровик… Вот как! Воронин, видимо, заметил мое удивление, все так же «окая», тихо пояснил:
— Я ведь вас давно знаю и с делом вашим знаком. Не повезло вам, конечно. Начало войны — и такое ранение. Могут, знаете ли… — Он замолчал, не договорив, и, как мне показалось, не намеревался закончить фразу.
— Что же все-таки могут? — как можно спокойнее спросил я.
