Небо цвета серого мундира удерживало солнечный свет, как полупрозрачная сетка, пропуская только тусклую блеклость.
Тысячи солдат ждали в своих палатках, кто-то играл в карты или в кости, сжимая в уголке рта окурок или зубочистку, другие разговаривали, сидя на деревянных ящиках.
Какие-то подразделения уже погрузились на судно и смотрели с борта на военные корабли, стоящие у набережной, ставшей теперь военным лагерем.
Ожидание изнуряло их.
Ожидание сигнала.
О том, что он прозвучал, сначала даст знать ропот, расползающийся от командного пункта или офицерской столовой. И спустя несколько минут тысячи сгрудившихся здесь людей придут в движение, подхватывая свое снаряжение.
Потом предстоит произвести построение. И двигаться на юг, где их в любом случае ожидает печальное будущее: или выжить под огнем, или погибнуть от него. Над портом нависало здание, в котором квартировали высшие офицерские чины: углы из красного кирпича, белые карнизы.
В большой комнате второго этажа лицом к окну стоял лейтенант Крэг Фревен и смотрел на массовое одноцветное сборище, полнившееся смехом, храпом, проклятиями, клубящееся вокруг деревянных бараков, над которыми весь день поднимался дымок от полевой кухни.
Фревен стоял, сцепив руки за спиной, его форменная рубашка едва не трещала на мощном мускулистом торсе. Это был внушительного вида офицер с пепельными волосами и широкими, литыми плечами. Грубость черт его лица с двухдневной щетиной смягчали тонкий нос и полные губы, придавая определенное очарование приближающемуся к своему сорокалетию мужчине. А искорки в ореховых глазах добавляли его внешности нечто незабываемое.
Он выслушивал начальника штаба Колина Тоддворса:
— Крэг, мы знакомы давно, будем же откровенны друг с другом: я знаю, что ты не в восторге от этого, однако у нас нет выбора. В Военной полиции недостаточно людей, поэтому каждый член твоей команды будет прикреплен к взводу или даже к роте.
Фревен, не шелохнувшись, ответил со свойственной ему невозмутимостью, скорее твердо, чем вежливо:
— Мы ничего не добьемся, Колин, если будем рассеяны по штурмовым взводам. Это заблуждение. Мы — следователи, а не солдаты.
Колин Тоддворс заговорил ровным тоном, чеканя слова:
— Я все понимаю. Только… времена меняются. Теперь ваше присутствие в группах поможет сохранить сплоченность, и это будет нелегко. Надо готовиться к кошмару. У кого-нибудь возникнут мысли о дезертирстве. И, если надо, вы должны будете помешать этому, станете вести жесткую борьбу по простым правилам. Как сотрудники Военной полиции вы имеете приоритет, но действуйте по согласованию с командованием соответствующего подразделения.
— Мое положение в ВП не предусматривает этого, — спокойно напомнил Фревен, — я не обязан быть сторожевым псом.
— К сожалению, это решаю не я. Но я позаботился о том, чтобы ты и твои люди, прикрепленные к взводам, высадились на берег не в первых рядах. К этому времени большие неприятности уже минуют…
— Короче, все уже решено, — холодно произнес лейтенант.
Прежде чем завершить беседу, начальник штаба разгладил усы:
— Ты будешь в роте Дрейка, в тыловом взводе. Вы пойдете на эсминце «Меч-рыба».
Фревен наконец повернулся лицом к своему командиру:
— Ты позволишь, чтобы я, по крайней мере, предупредил своих людей?
После десятисекундной паузы Тоддворс в знак согласия прикрыл веки. Глядя на этого здоровяка, он испытывал странное чувство — смесь отцовской любви и гипнотического воздействия. Фревен был единственным, у кого сохранялся интерес к расследованию. Большинству сотрудников Военной полиции нравилась роль, дающая им власть. А Фревен избегал подобных поручений, предпочитая расследования, какими бы неприятными они ни были. Он всегда добровольно отправлялся на осмотр трупа и бросался в погоню за преступником. Лейтенант практиковал свои, особые методы. Фревен единственный из военных обращался за разрешением на посещение занятий по психологии. Однажды Тоддворс понял, что тому нравится прикосновение к насильственной смерти. Не к той, что бывает на войне, которую он считал непристойной, но к смерти мрачной, сокровенной и таинственной. Тоддворс спросил Фревена о причине такого пристрастия и навсегда запомнил его ответ: «Потому что вся жизнь в итоге заключается в этом хрупком мгновении, когда одно существо решает предать смерти другое».
Когда в военной среде совершалось преступление, молча прибегал Фревен с горящими пытливыми глазами.
И теперь, стоя напротив своего лейтенанта, Тоддворс ощутил странное чувство, похожее на страх. Поступки этого человека с могучим телом определял слишком сложный характер.
Уже на пороге Фревен обернулся и спросил:
— Когда это предстоит?
Старший офицер покачал головой:
— Это решит штаб. Сейчас в море не те условия. Но… отплытие очень скоро, вот все, что я могу сказать тебе.
