Ещё недавно еды было больше, чем удавалось съесть. Крошечные серые и серо-зелёные твари ползли отовсюду, падали с неба, перелетали, трепеща крыльями, и все, кто мог, хватали их, ели, плотно набивая животы, зная, что изобилие пришло ненадолго, и скоро есть станет нечего.
Стая двигалась по опустошённой саранчой степи. Саранча пришла и ушла, и уже третий день стае не попадалось никакой добычи. Исчез и привычный зелёный корм, земля лежала пустая, редкие деревья засохли. Звери, которых можно было поймать, ушли. Остались лишь шакалы, тянувшиеся за стаей в ожидании поживы: остатков крупной добычи или кого-нибудь из ослабевших и брошенных членов группы.
Одна из самок отстала от общей толпы. Это была молодая сильная самка, но сейчас ей было трудно двигаться вместе со всеми. Сразу же к ней повернул крупный, покрытый рыжей шерстью самец. Он чаще других подходил к этой самочке на ночёвках, а днём старался держаться поближе, охранял. Отставших заметили, но стая не остановилась, все хотели поскорее добраться к водопою. А эти двое сильны, и не так много найдётся зверей, которые могли бы напасть на них. Стая перевалила через холм и скрылась.
Самец бродил кругами, выискивая среди камней засохшие остатки погибшей саранчи. Ему хотелось пить, колкие лапки насекомых, которые он старательно разжёвывал, царапали горло, но всё же, самец покорно ждал, пока его подруга не поднялась. Тогда он пошёл за ней следом, сзади и чуть в стороне, чтобы не пропустить что-нибудь съедобное.
Вскоре они нашли воду. Небольшое озерцо лежало среди обглоданных кустов. Самка, первой поднявшаяся на водораздел, огляделась и, мгновенно подавив вскрик, прижалась к земле. На берегу она увидела добычу. Самец бесшумно подполз и тоже глянул вниз. У кромки воды по чёрному высыхающему илу бродило несколько мелких существ. Также, как свои, они были покрыты бурой шерстью и передвигались на двух ногах и тоже перекрикивались хриплыми голосами. Мелкие выискивали в грязи улиток и, по-видимому, совершенно забыли об опасности.
Самец осторожно приподнялся, выбрал среди рассыпанных вокруг обломков, увесистый, ложащийся в кулак камень, и, молча, ринулся вниз к воде. Самка последовала за ним. Их заметили, мелкие разноголосо завопили, в самца и самку полетели комья грязи, затем мелкие, поняв, что камней под рукой нет, а грязью врага не остановишь, обратились в бегство. Один из мелких остался лежать с проломленной головой.
Это была славная добыча! Самец с самкой оттащили убитого на сухое место, туда, где красную землю покрывали россыпи гальки.
Существа не могли, как другие хищники, раздирать добычу клыками. Их зубы были плоскими и с трудом прокусывали даже тонкую кожу. Зато они умели разбивать камни, так, чтобы получались осколки с острым краем, и эти осколки заменяли им и зубы, и хищные когти.
Самцу повезло, первый же камень от удара развалился, блеснув гладким стекловидным изломом. Заурчав, самец схватил острый сколок, принялся кромсать им мелкого, стремясь поскорей достать мягкую лакомую печень. Самка продолжала бить гальки друг о друга. Сухой каменный стук разносился над озером. Гальки раскалывались неудачно — ни одного годного куска. Хотя и так, скоро её спутник насытится и уступит место ей. Самка отбросила камень и принялась осматривать добычу. Убитая тоже была самочкой, совсем молоденькой и похожей на неё саму. Только поменьше.
Перемазанный кровью самец вырвал из распоротого живота жертвы что-то красное, недоверчиво обнюхал и отбросил прочь. Самка поднялась посмотреть. На земле валялся скорченный, недоношенный детёныш. Маленький, как крыса, морщинистый и неживой. И всё же, самка почувствовала, как напрягся в глубине её тела, пытаясь распрямиться, её собственный, тоже ещё не рождённый детёныш.
Самец издал приглашающее ворчание, самочка отвернулась, подобрала брошенный самцом камень и поспешила к пище.
Они несколько раз отходили к воде пить и снова возвращались к истерзанному телу, стараясь наесться впрок. Их животы раздулись, лица сыто лоснились. Шакалы, видя, как мало им останется, заливались неподалёку обиженным воем, но подойти не решались.
И всё же, хотя мелкий был съеден лишь наполовину, настала пора уходить. До темноты надо найти стаю, иначе сам можешь оказаться чьей-нибудь добычей. Самец поднялся, готовый отправиться в путь, но самка медлила. Её внимание снова привлёк комочек неродившегося детёныша. Если бы им не хватило еды, они съели бы и его. Во время больших голодовок членам стаи приходилось есть даже своих, умерших или ослабевших, но сейчас самец с самкой были сыты.
Группа, откочёвывая на новое место, спокойно оставляла на ночёвках умирающих, тяжелораненых и больных, на их призывы никто не оборачивался, хотя всем было известно, что едва стая уйдёт, на стоянке появятся трупоеды. Живых бросали, но мёртвых — никогда. Свой мёртвый пугает. Умерших или съедали, или, прежде чем уйти, заваливали ветками и камнями.
Неродившийся не был своим, но он был очень похож, и к тому же, будущий детёныш, сдавленный раздувшимся желудком, бился тревожно и часто.
Подчиняясь этому безмолвному приказу, самка принялась стаскивать отовсюду камни и наваливать их над распластанным тельцем. Самец удивлённо выпятил губы, загукал, но всё же, начал помогать. На берегу выросла куча камней. Здесь были собраны причудливые обломки, отвалившиеся от выветрившихся скал, и круглая, хорошо окатанная галька, и множество осколков, набитых самкой, когда она безуспешно пыталась изготовить себе инструмент. И тут же валялся тот удачно расколотый кругляш, которым они поочерёдно рубили мясо. Теперь существа были сыты и привычно бросали и недоеденную пищу, и ненужный больше камень. Мясо достанется ждущим шакалам, а камней, когда понадобится, можно наколоть сколько угодно. Хотя, такое удобное рубило выходит редко.
