Новый Орлеан, август 1814
«Мисс Лаура, скорее спускайтесь! Говорят, что пираты захватили корабль вашего батюшки!»
Лаура Шартье чуть не уронила глиняный кувшин, который она пыталась водрузить на верхней полке. Покачнувшись и прижав кувшин к груди, девушка, все так же стоя на высокой лестнице, оглянулась и увидела в дверях лавки свою экономку. Широкое темное лицо Иды блестело от дождевых капель, смешавшихся со слезами.
Лаура поставила кувшин на полку, на первое попавшееся место и, быстро спустившись вниз, подошла к женщине.
По широким кипарисовым половицам встревожено простучали каблучки легких девичьих туфелек, и грациозно взметнулся подол ее белого платья.
– Кто тебе такое сказал, Ида?
– Я видела на пристань капитан Дефромаж. Он идти сюда.
– Этого не может быть!
Поправив непослушную прядь, выбившуюся из-под шелковой ленты, которой были подвязаны ее густые черные волосы, Лаура торопливо высунулась из двери и посмотрела туда, где в конце улицы, за серой пеленой дождя, виднелась базилика Святого Людовика.
Как раз в эту минуту из-за угла собора показалась толпа людей, впереди которых шел, болезненно прихрамывая, человек в истрепанной и рваной матросской робе.
Лаура не узнала его до тех пор, пока моряк не остановился прямо перед ней и не снял свою шляпу, обнажив копну черных волос.
Девушка протянула к нему внезапно задрожавшую руку, желая, чтобы он подошел поближе, и прерывающимся от волнения голосом спросила:
– Аллен, что с вами случилось? Где барк?[1]
Дефромаж вздрогнул, сморщился и, прикоснувшись к усам своей смуглой рукой, ответил:
– Его больше нет, дорогая моя. Эти кровожадные мерзавцы захватили его, а меня с нашими людьми они высадили в дельте на какой-то, богом забытой, отмели.
– Вы с ними сражались? – янтарные глаза Лауры со страстью смотрели на моряка, а девичьи пальцы с такой силой впились в его руку, что он отдернул ее.
Дефромаж покачал головой.
– Сражаться с ними было бессмысленно, мадемуазель. Это было бы равносильно самоубийству. Ведь никто у нас не имел оружия.
Выражение лица девушки после этих слов не стало мягче, но она неохотно кивнула и сказала:
– Войдите в дом, вы совсем промокли.
Мимо толпы любопытствующих мужчина вошел в лавку, и Лаура жестом предложила ему сесть в плетеное кресло. Ида подала стакан и, когда моряк взял, плеснула немного вина из коричневого кувшина. Дефромаж сел, закинув ногу на ногу, взял в руку ладонь Лауры и сделал глоток.
– Кто они были, Аллен? Флибустьеры Жана Лаффита?
– Нет, на их грубом, звероподобном капитане была маска. Он говорил по-испански, а над кораблем реял флаг Картахены.
– Ха! Да у всех пиратов этот флаг! – Лауре пришлось сжать губы, чтобы сохранить самообладание и не дать волю охватившему ее раздражению. – Это вовсе не значит, что он испанец. А что за корабль? – девушка выдернула руку из мужских пальцев.
– Я такого никогда раньше не видел. Черная шхуна с косым парусным вооружением и под красными парусами.
– Бедный мой папа – прошептала Лаура. Она отвернулась к покрытому стеклом прилавку, облокотилась на него и несколько мгновений молча смотрела в одну точку, не видя ничего перед собой. Наконец, девушка нашла в себе силы задать новый вопрос: – Сколько табака было на корабле?
– Добрая половина урожая с плантаций вашего батюшки. А еще немного шерсти и всяких серебряных безделушек, которые он собирался продать.
Лаура закрыла глаза, с отчаянием думая о том, какие убытки они понесли.
– А больше ничего? Аллен, не пытайтесь меня щадить.
Но ответа не последовало, и девушка, повернувшись к собеседнику, пристально посмотрела ему в глаза. Под ее внимательным, суровым взглядом Аллен заерзал и покраснел так, что этого не смог скрыть даже слой грязи на его лице. Он в отчаянии поскреб щеку, заросшую многодневной щетиной и, не глядя на хозяйку, произнес:
– Еще были… несколько аборигенов с Ямайки.
– С Ямайки?! – Лаура быстро взглянула на Иду и заметила в темных глазах женщины ужас, подобный тому, который испытала сама при этом известии. – Так у вас на борту корабля были рабы?!
– Э-э-э… да. Ваш батюшка не смог устоять перед искушением, несмотря на эмбарго…
Лаура медленно опустилась на стул и произнесла:
– Значит, это было возмездие от Господа!
– Очень может быть, – с готовностью кивнул Дефромаж, обрадовавшись возможности отвести от себя ответственность. – Я просил его не испытывать милосердие Господне и не делать такого ужасного приобретения, но ваш отец и слушать меня не стал!
– Ах, вот как? Не стал слушать, да? А вы, капитан, очень хотели, чтобы он вас услышал? Или вы может быть больше думали о причитающейся вам доле прибыли?
– О, Боже! Я…
– Больше ни слова! – внутри у Лауры все буквально клокотало от бешеной ярости, когда она встала со стула и пошла через комнату к лестнице, ведущей на второй этаж. На полпути девушка остановилась и посмотрела на сидящего мужчину и ледяным тоном произнесла:
– Ваше счастье, капитан, что пираты захватили барк, иначе, как только вы стали бы на якорь в порту Нового Орлеана, мне пришлось бы самой просить губернатора Клейборна арестовать вас и заключить в самой жалкой тюрьме города!
