Месяц-два назад я прочитал в итальянской газете о том, что Вилла Каскана, на которой я однажды побывал, была снесена, и на ее месте возводится какой-то завод. Не осталось более причин, удерживавших меня от рассказа о том, что я видел (или вообразил, что видел) собственными глазами в одной из комнат на одном из этажей упомянутой виллы. А так же о дальнейших событиях, что в некоторой мере объясняют (или не объясняют — в зависимости от точки зрения читателя) эти видения и могут быть каким-то образом связаны с ними.
Вилла Каскана была во всех смыслах совершенно очаровательным местом, и все-таки, существуй она поныне, ничто на свете — и я употребляю это выражение буквально — не заставило бы меня вернуться туда, ибо я верю, что в доме обитали призраки самого ужасного и реального свойства. Большинство призраков, когда все уже позади, не приносят особого вреда; они могут, конечно, напугать, но человек, к которому они являются, благополучно оправляется после их посещений. Кроме того, некоторые из манифестаций могут быть дружелюбными и благотворными. Но явления на Вилле Каскана не были благотворными и, соверши они свое «посещение» несколько иным образом, я полагаю, мне не пришлось бы оправиться от него так же, как Артуру Инглису.
Дом стоял на заросшем падубом холме недалеко от Сестри ди Леванте на Итальянской Ривьере, обратившись фасадом к переливающейся голубизне этого восхитительного моря, в то время как позади возвышалась бледно-зеленая каштановая роща, карабкавшаяся вверх по холму и уступавшая затем место соснам, образовавшим темную по сравнению с ними корону на самом верху. Повсюду вокруг дома в роскоши разгара весны цвел и расточал ароматы сад, и запахи роз и магнолий, смешиваясь с солоноватой свежестью морского ветра, струились как ручей по прохладным сводчатым комнатам.
С трех сторон вокруг первого этажа тянулась широкая loggia[1]с колоннами, верх которой образовывал балконы для нескольких комнат на втором этаже. Главная лестница из широких ступеней серого мрамора вела из холла на площадку перед этими комнатами, которых было всего три, а именно: две гостиных и спальня, расположенных en suite[2]. Последняя не использовалась, в отличие от гостиных. От этой площадки лестница вела еще выше, на третий этаж, где располагались несколько спален, одну из которых занял я. Из другой части дома около полудюжины ступеней с первого этажа вели к двум комнатам, которые в то время, о котором я веду речь, занимал Артур Инглис, художник — то были его спальня и студия. Так что с площадки перед моей комнатой можно было попасть как на главную лестницу, так и на ту, что вела к комнатам Инглиса. Джим Стенли и его жена (у которых я гостил) обосновались в другом крыле, где также находились помещения для прислуги.
Я прибыл как раз к обеду, в разгар блистающего майского полдня. Сад расточал цвета и ароматы, и особенно приятно было после прогулки по опаляемой солнцем дороге вверх от marina[3]из удушающей жары и яркого дневного света ступить в мраморную прохладу виллы. Но (и в этом читателю лишь остается верить мне на слово), войдя в дом, я мгновенно почувствовал тревогу. Это ощущение, должен признать, было довольно неопределенным, но, тем не менее, очень сильным, и я вспоминаю, что, увидев письма на столике в холле, я уверил себя в том, что в них содержатся какие-то дурные для меня новости. Но, открыв почту, я не нашел никакого подтверждения моему предубеждению: корреспонденция просто сочилась благополучием. И все же, промах моего предчувствия не уменьшил беспокойства. В прохладном благоухающем доме что-то было не так.
Я обращаю такое внимание на это обстоятельство лишь для того, чтобы объяснить тот факт, что, хотя я, как правило, отлично сплю — так что свет, зажженный, когда я ложусь, гасится только в тот момент, когда меня будят на следующее утро — в первую свою ночь на Вилле Каскана я спал очень плохо. Это также может объяснить, почему, когда мне все-таки удавалось уснуть (если только то, что я видел, и впрямь было сном), мне снились очень яркие и оригинальные сны — оригинальные в том смысле, что, сколько я себя помню, подобные образы никогда прежде не посещали моего сознания. И поскольку в добавление к зловещему предчувствию некоторые слова и события, имевшие место за остаток дня, также могли привести к тому, что, как я думал, случилось той ночью, полагаю, будет кстати упомянуть их теперь.
После обеда миссис Стенли провела меня по дому, и во время этой экскурсии она упомянула, как я помню, незанятую спальню на втором этаже, пройти в которую можно было из комнаты, в которой мы обедали.
— Мы оставили ее незанятой, — сказала миссис Стенли, — потому что, как ты видел, у нас с Джимом есть очаровательная спальня и гардеробная в том крыле, а если бы мы обосновались здесь, пришлось бы превратить столовую в гардеробную, а обедать внизу. А так у нас есть своя небольшая квартирка, у Артура Инглиса — своя, в другой части дома, и я вспомнила (ну разве я не прелесть?), как однажды ты сказал, что чем выше расположена твоя комната, тем более это тебе по нраву. Так что я выделила тебе спальню на самом верху здания вместо того, чтобы селить в этой.
