Оливия Говард Данбар (1873–1953) — американская писательница и журналистка, известная своими психологическими рассказами про призраков. Оказала значительное влияние на развитие этого жанра в начале XX века.
Евгений Никитин родился в 1992 году. Заведует отделом зарубежной литературы журнала. Как переводчик публикуется в «Юности» с 2010 года. Лауреат премии зеленого листка в номинации «начинающему автору» журнала за 2013 год. Выпускник Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного университета по специальности «перевод и переводоведение», в настоящее время учится в магистратуре Российского государственного гуманитарного университета по специальности «история».
Неизменно одна и та же тускло освещенная комната в темных тонах. Я обводила ее мучительным взглядом и узнавала знакомые милые предметы, окружавшие меня всю земную жизнь. Хотя я была далека от всего этого, но не могла не заметить, что оставленные мной промежутки на книжных полках так и стояли незаполненными. Что нежные листья папоротников, за которыми я бережно ухаживала, все еще тщетно тянулись к свету. Что тихий, приятный смех-тиканье моих часов и не думал умолкать, словно бор мотанье какой-нибудь старушки, механически отвечающей собеседнику.
Неизменно… Во всяком случае, так все выглядело. Однако вскоре на меня обрушились перемены — заметные перемены в мелочах. Окна были слишком плотно закрыты — я же постоянно проветривала дом, хоть и знала, что Тереза предпочитала тепло. А документы в моей корзинке для бумаг были перемешаны. Удивительно, что столь мелкая деталь так сильно задела меня. А затем — ибо переход из мира теней был для меня в новинку — я удивилась перемене собственных эмоций. Мгновение назад комната ощущалась настолько родной, что я готова была прижаться щекой к ее стене и стоять так. А в следующий миг все показалось пронзительно чуждым. Как можно было жить в такой обстановке? Как можно было терпеть такой яркий свет и цветовые контрасты, заслонявшие летучее полотно ветра? Такой громкий шум и суматоху, что не было слышно, как в саду под окнами распускаются розы?
Но Тереза, похоже, не возражала против этого. Милое дитя любило беспорядок. Она сидела все это время за столом — моим столом, — занимаясь бог весть чем. Впрочем, я не имею права укорять Терезу, которая всегда была прилежнее меня. Она как раз закончила писать и положила последний черный конверт в груду уже лежащих на столе. Бедная девушка! Теперь я видела, сколько горьких слез она пролила. И, тем не менее, живя рядом день за днем, год за годом, я понятия не имела, какой нежной душой обладала моя сестра. Друг к другу мы проявляли лишь умеренную привязанность, и, помнится, я всегда считала, что Терезе (лишенной счастья быть любимой, как я) повезло жить легко и беззаботно, не испытывая сильных, опустошающих чувств… А теперь я как будто увидела ее впервые… Можно ли назвать Терезой этот вихрь бурных эмоций?
Тереза по-прежнему сидела, обхватив руками голову (вероятно, полную грустных мыслей обо мне). Вдруг я услышала, как снаружи по ковровой дорожке идет Аллан. Тереза тоже услышала (но как — звук был слишком тихий для ее ушей?). Она вздрогнула, спрятала подальше черные конверты и уткнулась в книжку, притворяясь, что читает. Я переключилась на приближающегося Аллана. Да, я ждала именно его. Именно ради него я предприняла, несмотря на страх, эту попытку вернуться, восстать из небытия… О нет, я не рассчитывала, что он заметит мое присутствие, ибо прекрасно знала его склонность яростно отрицать все сверхъестественное. Он всегда вел себя так рационально, так разумно… так слепо. Но, по крайней мере, можно было надеяться, что именно в силу неверия им в ту нематериальную сущность, из которой я теперь состояла, я смогу сопровождать его, следить за ним совершенно незаметно. Он был уже совсем близко. Но почему Тереза, сидящая здесь, в комнате, которая никогда ей не принадлежала, готовилась к его приходу? Очевидно, я должна был позвать его; ко мне он должен был прийти.
Дверь оставили приоткрытой. Он тихо постучал.
— Ты здесь, Тереза?
Он ожидал найти ее тут, в моей комнате? Я съежилась и подалась назад. Я чуть ли не боялась оставаться здесь хоть минутой дольше.
— Сейчас закончу, одну секунду.
Ему пришлось ждать.
Ни один неупокоенный дух не в силах понять той боли, которую я чувствовала при виде сидящего на расстоянии вытянутой руки Алана. Меня охватило почти необоримое желание позволить ему ощутить мое присутствие… Тут я опомнилась: непредусмотрительное сближение может встревожить его. Ох, какой же абсурд человеческие страхи!.. Не так давно я сама испытывала их. Потому я остановилась неподалеку и не стала его трогать — лишь наклонилась вперед и очень-очень тихо шепнула его имя. Я просто не могла сдержаться: дух жизни во мне был еще слишком силен.
Но это не принесло ему ни утешения, ни радости.
— Тереза! — позвал он тревожно.
И тогда будто спала последняя пелена. Я узрела, что происходит между ними, почти что не веря собственным глазам.
Она бросила на него знакомый нежный взгляд.