Если кто-то и должен был знать все о гриппе 1918 года, то именно я.
Мало того что микробиология была моей специализацией в колледже, я еще и посещала занятия по вирусологии. Кроме того, я уделяла повышенное внимание истории и с особым интересом прослушала курс о важнейших событиях, происшедших в XX столетии. Но хотя мы подробно разбирали на семинарах историю Первой мировой войны, о гриппе 1918 года не было сказано ни слова. Всю свою дальнейшую карьеру я посвятила написанию статей о медицине и различного рода заболеваниях сначала для журнала «Сайенс», а потом для газеты «Нью-Йорк таймс» и даже писала что-то о гриппе. Но темы пандемии 1918 года не касалась никогда.
И сейчас, оглядываясь в прошлое, я до сих пор не пойму причин подобного невежества. Ведь в сравнении с эпидемией 1918 года любая другая напасть за последние сто лет выглядит сущим пустяком. Болезнь была столь смертоносна, что, случись она в наши дни, от нее в течение всего лишь одного года погибло бы больше людей, чем от сердечнососудистых заболеваний, всех видов рака, инсультов, хронических легочных недугов, СПИДа и Альцгеймера, вместе взятых. Эта эпидемия повлияла на ход исторических событий в конце Первой мировой войны и за один год убила больше американцев, чем пали на полях сражений Первой и Второй мировых войн, в Корее и во Вьетнаме.
Грипп 1918 года затронул даже мою семью, как и семью моего мужа. Помню, отец настаивал на том, чтобы мы слушались нашего старого доктора, который пережил тот грипп и в результате пришел к выводу, что любое респираторное заболевание следует лечить исключительно с помощью эритромицина. Ребенком я принимала этот антибиотик каждый раз, когда у меня поднималась температура, хотя в большинстве случаев он оказывался совершенно бесполезен даже при обычных простудах. Но я, конечно же, не могла тогда понимать прямой связи между страхом, пережитым доктором в 1918 году, и его слепой верой в чудо-лекарство, разработанное несколько десятилетий спустя. Только став взрослой и разобравшись в последствиях чрезмерных доз антибиотиков, я со знанием дела развенчала отцовского доктора, показав всю иррациональность его метода.
Что до семьи мужа, то именно грипп определил судьбу ее членов. Мать моего мужа была еще совсем девчонкой, когда ее отец умер от вирусной инфекции, оставив супругу одну с четырьмя детьми на руках. Но тем не менее ни муж, ни я сама не осознавали до конца, что же на самом деле случилось с его дедом. Свекровь неизменно держалась версии, что ее отец скончался от воспаления легких, которое подхватил, работая в литейном цехе.
Теперь мне кажется более чем странным, что до определенного момента я не отдавала себе отчета в том, какая страшная эпидемия промчалась по всему миру в 1918 году, оставляя за собой горе и смерть, прикоснувшись своими ледяными пальцами практически к каждой семье. Но поняла я и другое: в своем невежестве я была далеко не одинока. Грипп 1918 года – одна из величайших загадок в истории – забыт даже профессиональными историками, которые часто не уделяют внимания вехам в развитии науки и техники, но почти никогда не обходят молчанием смертоносные эпидемии.
Для меня прозрение наступило в 1997 году, когда по заданию «Нью-Йорк таймс» я написала рецензию на удивительную статью, опубликованную в журнале «Сайенс». Эта работа, в которой описывались первые попытки воссоздать генетический код того вируса, открывала также путь к пониманию медицинской головоломки, не менее захватывающей, чем сама по себе история гриппа 1918 года. В ней смешались наука и политика, причем как в своих неприглядных, так и в наиболее выдающихся проявлениях. В этой истории говорилось о вирусе, который стал самым страшным убийцей, известным человечеству. И об ученых, для которых охота за вирусом стала предметом одержимости. А какая же история о разгадке тайны обходится без гениальных озарений и неожиданных поворотов сюжета?
Эту историю просто необходимо было поведать широкой публике не только как увлекательную, полную драматизма сагу, но и ради тех выводов, на которые она наталкивает. Решение этой загадки, вполне вероятно, поможет ученым спасти человечество, если этот вирус или нечто ему подобное снова нанесет удар по нашей планете.
«Это детективная история. 80 лет назад в мире орудовал массовый убийца, правосудие над которым так и не свершилось. И все, что мы делаем до сих пор, – это пытаемся разыскать преступника».
Джеффри Таубенбергер, молекулярный патологоанатом
Когда в промозглые осенние дни началась эпидемия, сразу же пронесся слух, что это в ходе войны применили новое ужасное оружие. Болезнетворные бациллы якобы внедряла в таблетки аспирина немецкая фармацевтическая компания «Байер». Примешь пилюлю от головной боли – микробы расползутся по всему телу. И пиши пропало!
Нет, возражали другие, эпидемию занес в США немецкий корабль, который тайно, под прикрытием темноты прокрался в гавань Бостона и распылил микробы над городом. Эпидемия же началась в Бостоне, не так ли? Нашлась и свидетельница – пожилая дама якобы видела над портом грязное облако, которое ветром унесло в сторону доков.
