Грешные ангелы
Авторы: Анатолий Маркович Маркуша
Жанры: Советская классическая проза, О войне
Цикл: 14 тысяч и выше №3
Формат: Полный
Всего в книге 74 страницы. Год издания книги - 2002.
90-летию ВВС России посвящается
Современная Авиация родилась из мечты. «Не мы, а правнуки наши будут летать по воздуху, ако птицы», — говорил еще Петр I.
Сколько лет мечте — не сосчитать. Сколько лет Авиации — общеизвестно. По историческим меркам она родилась вчера. А сегодня мы уже не можем представить себе полноценную жизнь без нее. Хотя, если постараться, представить можно: от Москвы до Владивостока — на поезде, из Европы в Америку — на корабле…
Современная Авиация — это сверхзвуковые скорости и стратосферные высоты, это передовые технологии и прецизионное производство, это огромный парк летательных аппаратов различного класса и назначения. Современная авиация — это престиж и национальная безопасность государства.
Перед вами, уважаемые читатели, второй том сочинений летчика с довоенным стажем, писателя Анатолия Маркуши. Анатолий Маркович знает о небе и полете не понаслышке. Он свидетель и непосредственный участник многих важных событий в истории отечественной Авиации. На его книгах выросло не одно поколение людей, влюбленных в Авиацию, посвятивших ей свою жизнь. В год 90-летия Военно-воздушных сил пусть это издание станет подарком всем, кто посвятил свою жизнь Авиации, и кто еще только собирается сделать свой выбор.
Рисунки художника В. РомановаЧитать онлайн Грешные ангелы
От автора
В авиацию я пришел еще в довоенное время, когда задача, обращенная к поколению, формулировалась так: летать выше всех, летать дальше всех, летать быстрее всех. И канонизированный Сталиным образ Валерия Чкалова, возведенный в ранг великого летчика нашего времени, способствовал принятию решения тысячами мальчишек — летать! А еще из Америки пришел подарок болгарского авиатора Асена Йорданова — его гениальная книга «ВАШИ КРЫЛЬЯ», адресованная юным романтикам Земли. Она стала нашим Евангелием.
И пусть никого не удивит название мною написанного — «14000 метров и выше». В ту пору это был потолок, к которому стремилось целое поколение, а достиг его первым Владимир Коккинаки.
Авиация — совершенно особенный мир. По мере сил и способностей я старался ввести в него читателя, строго соблюдая при этом лишь одно правило — ничего, кроме правды, и преследуя единственную цель: убедить — авиация лучший из миров, который дано прожить человеку.
Москва
2002 г.
Грешные ангелы
То, что я собираюсь рассказать, следует и правильнее всего назвать фрагментами одной жизни. Но это должна быть не просто мозаика из былого, где на каждую долю самолюбования приходится две доли самовосхваления, как случается порой в мемуарах даже весьма почтенных людей, а нечто совершенно иное. Я собираюсь говорить главным образом о своих просчетах, промахах, ошибках — словом, о теневых сторонах существования, что не украшают жизнь, а делают ее труднопроходимой и до срока черствой.
Разумно спросить: а чего тебя, брат, на такие саморазоблачения вдруг потянуло?
Когда выходишь к последнему развороту, когда до земли всего ничего остается — это понимает даже зеленый пилотяга, — самое время о душе подумать.
В моем понимании, подумать о душе означает поддержать идущего вслед, чтобы не споткнулся там, где я шишку набил, открыть глаза сменщику на мои грехи — не греши подобно! А отважишься, так хоть знай, какой ценой за что приходится платить.
Должности мои, звания — чешуя. С них разговор начинать не стоит. Существенно одно: я — летчик.
Если хорошенько подумать, летчик — не только и даже не столько профессия, сколько состояние, образ мыслей, стиль поведения, отличающие человека этого сословия ото всех остальных людей тем, что он — летчик — способен, забыв о рулях и прочих органах управлениях, вообще обо всей материи, образующей самолет, свободно перемещаться в небе.
Только не спешите подсказывать: как птица!
Настоящий летчик делает это много лучше птицы.
Знаю: далеко не каждый примет такую точку зрения. Непременно найдется педант, что обнаружит и некорректность формулировки, и явный душок зазнайства, и другие грехи. Но уговаривать думающих иначе, извините, не моя забота. Мое дело — не врать. И это обещаю твердо.
Таким образом, я утверждаю: летчик — существо особое, сформированное землей, небом и самолетом.
И суд над ним особый: его высшая инстанция — земля. Земля строга и бескомпромиссна, со вздохом принимает и лейтенантов, и летающих генералов. Льгот — никому.
Ну, а теперь, пожалуй, можно и начинать.
1
Вот я лежу в едва шелестящей траве, раскинул руки, расслабился, и ветер, теплый и ласковый, гладит нежными ладонями мои щеки, помогает думать и вспоминать минувшее…
Впрочем, можно начинать и по-другому.
Когда я разводился с первой женой, когда мы уже прошли унижение всех судебных говорений и оказались, наконец, на свежем воздухе, моя бывшая жена сказала:
— Вместе нам осталось пройти вон до того угла, ты повернешь направо, я пойду прямо… скорее всего, в этой жизни мы уже не встретимся… так вот, зла я тебе не желаю, хотя едва ли ты увидишь много добра — ты звериный эгоист, работа для тебя важнее семьи, друзей и вообще всего на свете… ты брюзга и отвратительный аккуратист… ты совершенно не умеешь жить беспечно… ты не желаешь ощущать чужой боли… — Глядя мимо меня, она говорила минут пять, ровно и спокойно. Потом мы встретились взглядами и, кажется, оба удивились — это же наше последнее общение?!
С тех пор минуло много лет. Боли не осталось. И обиды — тоже. Но я все возвращаюсь и возвращаюсь мыслью к спецификации моих недостатков: эгоист, брюзга и отвратительный аккуратист, не умею легко жить… Нет-нет, ни о каких оправданиях или возражениях я не помышляю! Смешно было бы оправдываться теперь. Думаю о другом: откуда что берется в человеке — истинное и мнимое?
Что-то последнее время небо мне снится. Раньше, пока летал, никогда такого не было, а теперь — списали с летной работы — и снится. Все чаще не праздничное, не голубое в нарядных облаках видится небо, а сумрачное, тревожное.
И снова чувствуют руки холодок тумблеров, жесткую выпуклость ручки управления, плотно лежащей в пальцах, и жмурятся, глядя мне в лицо, зеленоватыми глазами циферблаты приборной доски…
Готовясь к взлету, уменьшаю ультрафиолетовый подсвет кабины, прислушиваюсь к двигателю.
Это все снится.
«Верь только приборам, — должен сказать я, прежде чем начать разбег. И говорю: — Верь только приборам!»
Нарастает скорость — я это чувствую спиной: прибывает… еще и еще… сейчас будет отрыв… Есть. Шатнулись — самолет и я — чуть вправо, чуть влево, пошли вверх… Весь мир теперь сосредоточен в колеблющемся силуэтике авиагоризонта да на острие стрелки, счисляющей скорость: пока есть скорость — летишь, а нет скорости — падаешь.
