Граф

Граф

Авторы:

Жанры: Русская классическая проза, Рассказ

Циклы: не входит в цикл

Формат: Фрагмент

Всего в книге 4 страницы. У нас нет данных о годе издания книги.

«Табачный торговец, Павел Осипович Перушкин, сидел в своей лавке и с нетерпением смотрел на улицу сквозь большое сплошное стекло единственного окна. С утра непрерывный дождь кропил улицу, и мимо лавочки промелькнуло несколько сотен мокрых зонтиков. От времени до времени гремел колокольчик на дверях магазина, входил покупатель и, подождав, пока угомонится колокольчик, спрашивал десяток папирос или коробку спичек. Торговля шла как обыкновенно, но время тянулось как-то особенно долго. Перушкин готов был закрыть магазин, чтобы сократить этот несносный долгий день. Однако инстинкт торговца брал верх, и Павел Осипович ждал срока, когда на смену явится его брат и освободит его…»

Читать онлайн Граф


I

Табачный торговец, Павел Осипович Перушкин, сидел в своей лавке и с нетерпением смотрел на улицу сквозь большое сплошное стекло единственного окна. С утра непрерывный дождь кропил улицу, и мимо лавочки промелькнуло несколько сотен мокрых зонтиков. От времени до времени гремел колокольчик на дверях магазина, входил покупатель и, подождав, пока угомонится колокольчик, спрашивал десяток папирос или коробку спичек. Торговля шла как обыкновенно, но время тянулось как-то особенно долго. Перушкин готов был закрыть магазин, чтобы сократить этот несносный долгий день. Однако инстинкт торговца брал верх, и Павел Осипович ждал срока, когда на смену явится его брат и освободит его.

С ним уже около шести лет знаком молодой человек, проживающий в том же доме, где помещается табачная лавочка, и носящий громкую фамилию Румянцева. Неизвестно, принадлежал ли молодой человек к славному роду и находился ли в каком-нибудь родстве с графом Румянцевым-Задунайским[1], но достоверно, что он не именовался графом и вдобавок был очень не богат. Он занимал меблированную комнату в «тихом и благородном семействе» и числился на службе в каком-то департаменте. Чуть не каждый день заходил он в лавочку Перушкина за папиросами, за почтовой бумагой, за марками. Румянцев постоянно был в долгу у Перушкина, но сообразительный торговец рассуждал, так: «Положим, первые десять рублей, которые задолжал мне г. Румянцев, пропали, но я зато держу его на привязи. За шесть лет он дал мне торговли, по крайней мере, на шестьсот рублей, то есть я имел с него чистой прибыли рублей двести. Кто должен, тот постоянный покупатель». Кроме того, Павла Осиповича связывала с Румянцевым их сравнительная молодость, и было время, когда в табачной лавочке происходили у Румянцева свидания с одной молоденькой швеей. В табачную же лавочку получались на имя Румянцева письма, тайну которых ему хотелось скрыть от «тихого и благородного семейства».

Когда Румянцев приходил в лавочку, Перушкин торопливо подставлял ему стул и, видимо, гордился знакомством с таким человеком. Во многих отношениях он подражал Румянцеву – носил такие же галстухи, так же брил бороду и причесывался, и, заметив, что Румянцев курит только папиросы Бостанжогло, он сам почувствовал к ним влечение. Раза два или три он встречался с Румянцевым на островах, и они вместе пили пиво. Чтобы возвысить в своих собственных глазах цену знакомства с Румянцевым, Перушкин, упоминая о нем в разговоре с кем-нибудь, называл его графом.

Теперь, сидя в лавочке, он с нетерпением ждал, когда ему можно будет отправиться с визитом к Румянцеву и попросить об одном чрезвычайно важном одолжении. Наконец с досадной медленностью пробило пять часов, и минуты, на которые опоздал брат Перушкина, Кирюша, показались вечностью. Но и Кирюша пришел. Тогда, побранив брата, Павел Осипович надел свой новенький цилиндр и драповое пальто и вышел на улицу, распустив зонтик.

Румянцев только что вернулся со службы, едва успел пообедать и лежал на диване, закинув ноги на спинку. Тоска или, вернее, скука грызла молодого человека. У него не было ни копейки денег, нечего было читать, никуда не хотелось идти, а впереди предстоял целый ряд таких же безобразно-скучных дней вплоть до получения жалованья. Деньги на несколько минут оживят его. Он, вероятно, пойдет в клуб, будет играть в мушку, будет любезничать с клубными барышнями, прокатит их на лихаче, угостит ужином в отдельном кабинете, а затем снова погрузится в ленивое и пустое ожидание следующего двадцатого числа. В бесконечной перспективе двадцатых чисел тускло сияла ему надежда на повышение, на изменение обстоятельств к лучшему, – может быть, на счастливый брак, который принесет ему, вместе с красотой жены, деньги и протекцию. А пока он лежал на диване, приняв самую неудобную позу, потому что она все-таки вносила некоторое разнообразие в его бесцветную жизнь.

Павел Осипович вежливо постучал в дверь номера и, на крик: «Войдите», – показался во всем блеске своей модной визитной пары.

«Чего еще надо этому ослу?» – подумал Румянцев, вспомнив, что он должен в табачную лавочку.

– А! – с принужденной любезностью протянул он. – Здравствуйте, милейший! Как ваше здоровье? – Он приподнялся и пошел навстречу гостю.

– Мое здоровье – слава богу! – отвечал Перушкин, – слава богу, я здоров вообще и в частности. Я очень даже здоров, Петр Гаврилыч! – со смехом заключил он свою речь и пожал Румянцеву руку.

– Садитесь, что скажете? Что новенького?

Перушкин сел на кончик стула и, осмотревшись кругом, сделал таинственное лицо.

«Так и есть, пришел за деньгами!» – сообразил Румянцев и решил вести себя с достоинством, т. е. солгать, что деньги у него будут на днях, и, кажется, довольно большие деньги.

– Новенького очень много. Во-первых, Петр Гаврилыч, как вы находите на мне эту пару? – спросил Перушкин и встал, поворачиваясь.

Румянцев критически посмотрел на табачного торговца.

– Да вы – франт, мой дорогой! Пара недурна! Точно такая же пара была у меня. «И пропала в ломбарде», – мысленно докончил он.

– Шестьдесят рублей заплатил, – сказал Павел Осипович, – да пятьдесят за пальто, да девять за цилиндр, дюжину белья купил, да вот сапоги из самого лучшего бельгийского товара, да сегодня принесут фрак от Корпуса… Издержался, но не жалею!


С этой книгой читают
Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.



Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.


Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Месть

Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.


Катавасия в Анденнах
Автор: Борис Виан

 Борис Виан (1920 - 1959) - один из самых ярких представителей послевоенного французского авангарда. В данный том собрания сочинений вошли два ранних романа писателя «Сколопендр и планктон» (1947), «Катавасия в Анденнах» (1966), а также наиболее известныепьесы Бориса Виана «Начинающему живодеру» (1947), «Голова кругом» (1951), «Полдник генералов» (1951), «Строители империи» (1959). Представленные в этом томе произведения публикуются на русском языке впервые.  В 1942 г. Виан написал свое первое известное нам произведение «Волшебная сказка для не вполне взрослых», а сразу за ней – роман «Катавасия в Анденнах» (1943-1944), изданный только в 1966 г., уже после смерти писателя.


Толчок к размышлению, или Все о сортирах

Поговорим о сортире… Что увлекательней, душевней и родней этой темы?Автор книги «Толчок к размышлению» доктор искусствоведения Александр Липков шел к ней всю свою жизнь — помимо опоры на ежедневный личный опыт, отыскивал материал на сортирных стенках, в тиши научных библиотек, в лабиринтах Интернета, в наследии классиков — от Франсуа Рабле до Тимура Кибирова, в священных текстах древних времен — от Бхагават-гиты до Талмуда, в документах вермахта и московского правительства, в обсуждениях с друзьями, учеными-коллегами, практиками сортирного дела, стараясь охватить все бытийные аспекты темы — от туалетной истории народов мира до анекдотов, газетных сенсаций, экскурсов в искусство, политику и экономику и далее — к космическим горизонтам завтрашнего дня.Идею книги подсказал автору Андрей Кончаловский.


Мегаклон

Для обмена опытом между расами потенциально готовыми к Контакту, расой разумных моллюсков была построена специальная планета Мегаклон. На неё перемещались разумы представителей молодых рас и помещались в синтетические носители. Но Создатели не учли тягу молодых рас к решению проблем силой, их гипертрофированную расовую нетерпимость. В первые же годы представители рас, которым некуда было возвращаться, а так же расы, накопившие здесь достаточное количество индивидуумов, попросили о натурализации. То есть попросили предать носителям вид и качество их первоначальных тел.


Мурка - возвращение легенды

Второе внедрение в уголовную среду было более серьезное и требовало от нее: выдержки, смелости и умения показать себя на высоком уровне, в делах подобного рода.


Другие книги автора
Пожар

Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик, переводчик, драматург, издатель и мемуарист.


Роман моей жизни. Книга воспоминаний

«Книга воспоминаний» — это роман моей жизни, случайно растянувшийся на три четверти века и уже в силу одного этого представляющий некоторый социальный и психологический интерес. Я родился в разгар крепостного ужаса. Передо мною прошли картины рабства семейного и общественного. Мне приходилось быть свидетелем постепенных, а под конец и чрезвычайно быстрых перемен в настроениях целых классов. На моих глазах разыгрывалась борьба детей с отцами и отцов с детьми, крестьян с помещиками и помещиков с крестьянами, пролетариата с капиталом, науки с невежеством и с религиозным фанатизмом, видел я и временное торжество тьмы над светом.В «Романе моей жизни» читатель найдет правдиво собранный моею памятью материал для суждения об истории развития личности среднего русского человека, пронесшего через все этапы нашей общественности, быстро сменявшие друг друга, в борьбе и во взаимном отрицании и, однако, друг друга порождавшие, чувство правды и нелицеприятного отношения к действительности, какая бы она ни была.


Личное счастье

«Почтовая кибитка поднялась по крутому косогору, влекомая парою больших, старых лошадей. Звенел колокольчик. Красивая женщина лет двадцати семи сидела в кибитке. Она была в сером полотняном ватерпруфе…».


Наташка

«В углу сырость проступала расплывающимся пятном. Окно лило тусклый свет. У порога двери, с белыми от мороза шляпками гвоздей, натекла лужа грязи. Самовар шумел на столе.Пётр Фёдорович, старший дворник, в синем пиджаке и сапогах с напуском, сидел на кровати и сосредоточенно поглаживал жиденькую бородку, обрамлявшую его розовое лицо.Наташка стояла поодаль. Она тоскливо ждала ответа и судорожно вертела в пальцах кончик косынки…».