Иван Лукаш
Граф Калиостро
Повесть о философском камне, госпоже
из дорожного сундука, великих ро-
зенкрейцерах, волшебном золоте,
московском бакалавре и о про-
чих чудесных и славных
приключениях, бывших
в Санкт-Петербурге
в 1782 году
Печатается по изданию: Лукаш И. Граф Калиостро.
Берлин: Книгоиздательство писателей в Берлине, 1925.
ДОРМЕЗ У ЗАСТАВЫ
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный...
Пушкин
Петербургской белой ночью, к рассвету, когда столица тускло дымит серебристой мглой, у Митавской заставы, что за Обуховым мостом, часовой гренадер заслышал глухой гул колес о щебень государевой дороги.
Старый солдат, хвативший пенника в торговых банях у портомоен и продремавший всю ночь на крыльце кордегардии, взбил пятерней буклю, осыпавшую плечо мукой, и, кряхтя, поднял с земли фонарь.
-- Кого черти несут? Чтоб их, неугомонники, -- проворчал солдат, откидывая рогатку.
Желтая тропинка света нырнула в туман.
Покачиваясь, точно похоронная колесница, надвинулся дорожный дормез.
Запряженные четвериком лошади окутаны паром. Коренник злобно покосился на фонарь и чихнул, обрызгав гренадера пеной.
Щуплый возница ежится на высоком кучерском сиденье, подняв многие воротники шинели. Лицо утонуло в горбатой черной треуголке.
-- Буди, чучело, барина, подорожную надобно, -- окликнул гренадер.
Возница сипло затараторил, прищелкивая языком.
Старый солдат, понурясь, слушал непонятную болтовню: "Пускай-де немецкий щеголь отщелкивает". Кучер подернул локтями, хлопнул бичом -- коренник, зачихав, поплыл мимо гренадера, обтирая ему плечо влажной шерстью.
-- Да тебе ли говорят, стой!
Гренадер расставил ноги. Тень упала за ним, как раскрытые черные ножницы. Дубовая перекладина шлагбаума звякнула. Кони попятили.
Из кордегарии, -- обвертывая канительный шарф вокруг живота и припадая на левую ботфорту, куда впопыхах не успел вбить всю ступню, -- вышел заставный офицер.
-- По какой причине шум? -- равнодушно спросил он зевая и почесывая под буклей затылок.
-- Да эфти вот подорожной выказывать не хотят.
Заспанный офицер посмотрел на козлы, зевнул и прикрикнул:
-- Пашпорт!
Возница в горбатой треуголке что-то залопотал. Офицер ступил к козлам и дернул щуплого кучера за полу. Мелькнули кривые ноги, и у дормезного колеса офицер и солдат увидели на корточках странное существо: плоский нос, крутые скулы и обритые губы, изрезанные морщинами вдоль.
С запяток выглянул и другой слуга, форейтор, с длинным загнутым носом, похожим на клюв. Долговязый форейтор подбежал с поклонами к офицеру, путаясь в полах долгой шинели и прижимая к животу круглую шляпу.
-- Кто таков? Оный вроде обезьяны, сей прямой попугай, -- оттолкнул его офицер, подступая к стеклянным дверцам дормеза. Но тут же отпрыгнул: за темным стеклом горят два кошачьих зрачка.
-- Испужал, -- передохнул офицер и вежливо снял треуголку. -- Коли не почиваете, сударь, извольте выдать подорожную вашу, понеже в столицу без сего не токмо иностранным, но и российским особам въезжать не дозволено.
Стукнуло стекло. Пухлая ладонь в кружевной манжете брезгливо протянула листок. Гренадер поднес фонарь:
Лист для проезду
Митавская канцелярия Его Высокопревосходительства Господина Генерал-губернатора свидетельствует, что показатель сего Его Высокоблагородие, Кавалер и Граф, Испанских Королевских Войск Полковник и Ученый Медикус Александр Феникс, он же де Калиостр, имеет быть без препятствий...
-- Ка-ли-остр, -- разбирал офицер круглые буквы.
Тем временем старый гренадер осматривал дормез. Верх у дормеза был черный, низ -- желтый. "Важная работа, -- примирительно похлопал солдат по кожаной обивке. -- Надо полагать, в Гамбурхах эфтих мастерили, а то в каких Хранциях. Баре, оны што не придумают".
-- Токмо долг служения повелевает чинить препятствия приятству вашего путешествия, -- заговорил заспанный офицер голосом внезапным и тонким. Гренадер удивленно поднял лохматые брови, моргнул усом.
Из окна дормеза смотрела бледная дама в дорожной шляпке, повязанной лентами на подбородке.
Заставный офицер, кланяясь, отступал и до того крепко надавил гренадеру мозоль на мизинце, что тот крякнул -- "Ыг".
Захлопнулось окно, кони стронулись, дормез закачался в туман, как громадная колесница.
-- Ах, гордые персоны, кумплиманта терпения нет дослушать, -- недовольно пожевал губами офицер, косясь на гренадера. -- И тебя, как на грех, черт под ноги понес.
Когда старый солдат откидывал перекладину, возница, похожий на обезьяну в горбатой треуголке, захихикал, а долговязый форейтор, прокатывая мимо на запятках, явно показал язык.
-- Черт-то не тут, -- проворчал гренадер. -- А вот он, в столицу покативши.
Миновав верстовой столб у караулки, дормез въехал на Обухов мост, скатился в беловатую мглу и поплыл тенью в сребристом сумраке ночи...
Накрытый кожухом мужик, запухший от сна, с всклокоченной бородой, был первым россиянином, какого встретили в Санкт-Петербурге ночные путешественники. На Невской прошпективе дормез прижал к забору мужицкий воз с сеном. Щуплый и тонконогий коняга, как щенок, расставил ноги, а мужик стянул рваную поярку, кланяясь барской карете. Возница огрел его арапником по склоненной спине.
![Из чего все [Организация материи]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
