Василий Великий
Гомилия на Святое Рождество Христово
1. Давайте почтим молчанием первое, особенное, Рождество Христово, свойственное Его Божеству. Более того, давайте положим себе за правило вообще не исследовать и не любопытствовать об этом с помощью наших понятий. Ибо что может вообразить себе ум там, где не были посредниками ни время, ни век, где образ не представим, где не было никакого зрителя, и где нет никого, кто мог бы рассказать [об этом]? Или как язык поможет разумению? Но был Отец, и Сын родился. Не спрашивай: когда? но просто оставь в стороне сам вопрос. Не исследуй, как [это было]? Ибо сам ответ невозможен. Ведь вопрос «когда» относится ко времени, а вопрос «как» неизбежно ведет к тому, чтобы представлять себе рождение телесным образом. Я могу представить доказательства из Св. Писания, что [Сын рождается] как Сияние от Славы (Евр 1:3) или как Образ от Первообраза. Но поскольку такой ответ не позволяет тебе любопытствовать своими помыслами, я обращаю твое внимание на неизреченность этого представления и признаю, что образ Божественного Рождения непостижим для мысли и невыразим в человеческих словах. Не говори: «Если Он родился, то [до этого] Его не было», и не присоединяй к коварным словам невежественные рассуждения, искажая истину примерами, относящимися к здешнему миру, и оскверняя богословие. Я сказал: «Он родился», для того, чтобы показать Его Начало и Виновника, а не чтобы обличить Единородного в том, что Он позднее [по происхождению], чем время. И пусть не оступается твой ум, ложно предполагая, что древнее Сына века, которые [ранее] не существовали и которых не было. Ибо как творения могут быть древнее Сотворившего их? Однако я не заметил, как, следуя логике рассуждения, непроизвольно отвлекся на то, чего хотел избежать. Итак, оставим рассуждения об этом вечном и неизреченном Рождении, осознавая, что и ум ниже тех предметов, [о которых размышляет], и слово недостаточно [для выражения] этих мыслей.
2. Итак, нам предстоит выяснить, какую часть истины можно отразить в этом рассуждении, даже если ум не в состоянии приблизиться к природе непостижимого, и слову затруднительно выразить природу, которая соответствовала бы тому, что хоть как-то доступно для мысли. Бог [явился] на земле, Бог [жил] среди людей, беседуя с ними уже не «из огня» (Исх 3:2), не «во [гласе] трубном» (Исх. 19:6), не на «дымящейся горе» (Исх 19:18), не «во мраке» (Исх. 20:21), не в «буре» (Евр. 12:18), приводящей в трепет души внимающих законодателей, но посредством [Своего] тела кротко и ласково, [как] с родными. Бог [явился] во плоти, действуя уже не на расстоянии, как [это было] с пророками, но сделав человеческую природу сросшейся и соединенной с Самим Собой и, таким образом, возведя к Себе все человечество через посредство сродственной нам Своей плоти. Но могут сказать, как это через одного Источник света пришел ко всем? Или каким образом Божество [явилось] во плоти? А вот так, как и огонь в железе: не переменяя место, но уделяя [свою силу]. В самом деле, огонь не переходит туда, где находится железо, оставаясь на своем прежнем месте, но уделяет ему свою собственную силу, так что и сам не умаляется от этой передачи, и всецело наполняет собой то, что становится ему причастным. Вот таким образом и Бог Слово одновременно и не удалился от Самого Себя
«и обитал с нами»
(Ин 1:15), не претерпел никакого изменения,
«и Слово стало плотью»
(Ин 1:15). И небо не опустело от Содержащего [его], и земля восприняла в свое лоно Небесного. Не примысливай [здесь] какого-то ниспадения Божества, ибо Ему не свойственно переходить с места на место, подобно телам. И не воображай себе, что Божество изменилось и превратилось в плоть, ибо то, что бессмертно, неизменно. Но могут спросить, почему же Бог Слово не преисполнился телесной немощью? На это мы ответим: так же, как и огонь не воспринимает свойств железа. Железо черное и холодное, тем не менее, когда его накаливают, оно принимает форму огня, само становясь светоносным, но не делая огонь черным, становясь пылающим, но не охлаждая пламени. Так же и человеческая плоть Господа сама стала причастной Божеству, но не сообщила Божеству своей немощи. С другой стороны, не следует считать, что Божество действует совершенно так же, как и этот чувственный огонь. Но ты воображаешь себе [какое-то] страдание у Бесстрастного, которое происходит от человеческой немощи, и недоумеваешь, каким это образом тленная природа остается нетронутой из-за приобщения к Богу? Узнай же Таинство. Бог [явился] во плоти для того, чтобы умертвить гнездившуюся [в ней] смерть. Ибо как спасительное лекарство, усвоенное телом, побеждает губительные [яды], или как царящая в помещении тьма рассеивается при внесении света, так же и господствовавшая над человеческой природой смерть уничтожилась присутствием Божества. И как лед в воде, все время, пока ночь и тень, подчиняет себе водное естество, когда же пригреет солнце, он тает от [его] лучей, так же и смерть царствовала до пришествия Христова. Когда же воссияла «благодать Божия и спасительная» (Тит. 2:1), и взошло «Солнце правды» (Мал. 4:22), тогда «поглощена была смерть победою» (1 Кор. 15:54), не выдержав приближения Истинной Жизни. О, глубина благости и человеколюбия Божия! Но вместо этого превосходящего человеколюбия [Божия] мы противимся быть Его рабами. Люди исследуют причину, почему Бог [явился] среди людей, хотя им следует [прежде всего] поклониться благости [Творца].