Голубая тетрадь

Хроники терезинского гетто

Публикация и комментарии: Елена Макарова, Екатерина Неклюдова

Я сидела в темном углу при свете ретушерской лампочки. Вдруг дверь распахнулась без стука, и вошел Петр. В страшном смятении. «Что случилось?» — «Манди в транспорте». Я уставилась на него — ничего не понимаю: «В транспорте? Что это значит?»

Петр поглядел на меня внимательно, — где я, на каком свете? — и сбивчиво, нервно стал объяснять: «Транспорты — результат регистрации всех пражских евреев, той самой регистрации, которая началась несколько недель тому назад. Это значит, что будут призваны тысячи евреев, по списку, списки составлены в Стешовицком гестапо, и все, похоже, будут эвакуированы в какие-то польские гетто. А это значит — надо оставить все имущество и через два дня, с пятьюдесятью килограммами багажа, явиться на сборный пункт, откуда всех переправят на поезд — и поехали». Я сидела молча, пытаясь понять логический смысл его слов и их последствия.

То есть это значит, что Манди, одна из моих самых остроумных, самых веселых подруг, через два дня покинет Прагу, свой дом, Родину и пойдет с рюкзаком в неизвестность… Почему? Зачем все это? Разве недостаточно того, что нам запретили участие в общественной жизни, запретили покупать в магазинах, запретили участвовать в кружках, что в восемь вечера мы должны быть дома, что нам запрещено уезжать из Праги, и что мы должны носить звезду — знак позора?

Нет, этого недостаточно! Теперь у нас отбирают то последнее, что мы имеем. Наши четыре стены, крышу над головой, постель, всё — и выпихивают нас вон, в неизвестность, в страшные места, в зиму. Почему? За что?

На все это есть четкий и жуткий ответ, смысл его теперь нам понятен:

«Потому что вы евреи».

Потому что мы евреи. Мы не как все. Но разве я не ходила в школу, как Вера Новакова или Ярка Бышицка, разве мой отец не получал такую же зарплату, как его коллеги? Разве у нас не те же интересы, не та же страна, не тот же язык, как у них? Разве у нас не все как у них? Тогда почему не все — «мы», откуда взялось «они» и «мы», как образовалась эта пропасть?

Нет, этому не было объяснения, и размышлять уже было некогда. После тяжелого прощания с Манди, которое было столь же грустным для меня, как и для ее друзей-«арийцев» (я приучаюсь их так называть), последовали все новые и новые транспорты. Один за другим исчезали знакомые. Дети, старики, молодежь плелись, сгибаясь под тяжестью последнего, еще не отнятого имущества, тащились с рюкзаками к воротам печально известного Велетржинского дворца и исчезали за ними, — и больше от них ничего не было слышно. Ничего? Нет, не совсем, через несколько месяцев до нас дошли несколько открыток, взывающих о помощи. Люди, которые… <Обрыв текста.>

…В глазах поплыли черные и фиолетовые круги, я с трудом удерживалась, чтобы не упасть. Люди, где я? В море рюкзаков и мешков нашелся термометр, и вот — 39,1. Меня положили на пол, укрыли всеми нашими пальто, и я плакала и плакала и плакала… В грязи, в паническом ужасе. Так что, приехали, или едем дальше? Из двадцати человек в нашей комнате осталось одиннадцать, наваленных друг на друга так, что не повернуться. Последующие два дня слились в темную неясную картину. Когда я смогла сесть — вот это да! — то увидела вокруг себя совсем других людей, они заняли места тех, кто уехал. Я увидела Альфреда, он сидел на полу у моих ног, увидела, что лежу на чем-то мягком, это была перина. Ее принес Альфред.

Письмо от Марии.

<Дальше вымарано несколько строчек. Текст до конца страницы перечеркнут крест-накрест. Перечеркнутый текст:>

Так началось знакомство с новой реальностью: мы — пленные. И должны приветствовать эсэсовцев и жандармов. Мужчины при виде них должны снять шляпу, женщины — поклониться. Боже, я никогда не забуду то чувство стыда и унижения, которое я испытала, увидев собственного отца, снимающего шляпу перед эсэсовцем. Но никто не умел с таким шиком снимать перед ними шляпу, как Петр.

Главной заботой стала теперь работа. Некоторые группы людей, относящихся к так называемому «Производству», не подлежали отправке с польскими транспортами. В целом, жизнь Терезина организована по схеме, но в ней столько странных тропок и ответвлений — необходимо изучить эту науку, дабы ориентироваться в этом криволинейном пространстве. Познакомилась я и с центральной властью, в Магдебургских казармах: несчетное число дверей с непонятными названиями — «арбайтцентрале», «централэвиденс», «транспортэвиденс», «фамилиенкартай», «транспортляйтунг» и многими другими. Я имела честь познакомиться с «арбайтцентрале», туда мы обращались с прошением направить нас на работу. По прошествии назначенного срока — десяти дней — я поступила на службу в «местную администрацию», в Гамбургские казармы.

<Конец перечеркнутого текста.>

Про Марию я ничего больше не слышала, но зато ходили слухи о следующих транспортах. Лучше всего было бы просто лечь и спать, ни о чем не думать. Но потом я подумала, что и это сумасшествие, просто надо принять весь этот кошмар как данный нам удел и повернуться к нему лицом.