Радиопьеса
Едва слышный шум моря.
Шум гальки под башмаками Генри. Он останавливается.
Шум моря делается чуть громче.
ГЕНРИ: Вперед. (Шум моря. Более громким голосом) Вперед! (Он идет дальше. Шум гальки под башмаками. На ходу) Стоп. (Шум гальки под башмаками. На ходу, громче) Стоп! (Он останавливается. Шум моря делается все громче). Сесть. (Шум моря. Более громким голосом) Сесть! (Дробный звук гальки — он садится. Шум моря, по-прежнему слабый, слышен на протяжении всего действия, несмотря на обозначенные паузы) Кто теперь со мной рядом? (Пауза) Старик, слепой и неумный (Пауза) Мой отец, восставший из праха, чтобы быть со мной рядом. (Пауза) Как будто и не умирал. (Пауза) Да, просто воскрес из мертвых, чтобы быть со мной рядом в этом чужом краю. (Пауза) Хорошо ли он меня слышит? (Пауза) Да, должен слышать. (Пауза) Чтобы отвечать? (Пауза) Нет, он не отвечает. (Пауза) Просто чтобы быть со мной рядом. (Пауза) Тот шум, что мы слышишь, — море. (Пауза. Громче) Я говорю: тот шум, что ты слышишь, — море, мы сидим на берегу. (Пауза) Я говорю об этом, потому что шум так странен, так непохож на шум моря, что, если не видеть, что это, нипочем бы не догадаться. (Пауза) Лошадь! (Пауза. Громче) лошадь! (Стук копыт по дороге с твердым покрытием. Быстро умолкает. Пауза) Опять! (Стук копыт, как в прошлый раз. Пауза. Возбужденно) Научить бы ее отстукивать время! Подковать железом, да привязать во дворе, пусть себе цокает день-деньской. (Пауза) Восставший из праха десятитонный мамонт, подковать его железом, пусть он растопчет мир! (Пауза) Прислушайся-ка к нему! (Пауза) А теперь прислушайся к свету, ты ведь любил свет, время чуть за полдень, а весь берег в тени, и море тоже до самого острова. (Пауза) Ты бы никогда не стал жить на этой стороне залива, ты хотел, чтобы на воде во время вечернего омовения, которое ты совершал столь часто, было солнце. Но я, получив твои деньги, переехал на другую сторону; тебе, вероятно, это известно. (Пауза) Знаешь, ведь твоего тела мы так и не нашли — это обстоятельство надолго задержало утверждение завещания, нам говорили, что нет де никаких доказательств, что ты не сбежал от нас и не живешь преспокойно под вымышленным именем где-нибудь, скажем, в Аргентине, это очень печалило мать. (Пауза) Тут мы с тобой похожи, не могу жить без него, но я в него никогда не захожу, нет, в последний раз, кажется, это случилось вместе с тобой. (Пауза) Просто находиться поблизости. (Пауза) Сегодня оно спокойно, но я часто слышу его наверху, в домике, и когда гуляю по дорогам. Тогда я начинаю говорить, о, достаточно громко, чтобы заглушить его, никому нет дела. (Пауза) Я сейчас я говорю и говорю, где бы ни был, как-то раз я ездил в Швейцарию, хотел избавиться от этого проклятия, и все то время, что пробыл там, не умолк ни на секунду. (Пауза) Раньше я ни в ком не нуждался, просто для себя — истории, была среди них одна очень хорошая про одного старика по имени Болтон, я ее так и не закончил, я вообще никогда ничего не заканчивал, все всегда продолжалось вечно. (Пауза) Болтон. (Пауза. Громче) Болтон! (Пауза) Вон там, перед камином. (Пауза) Перед камином, и все ставни… нет, шторы, шторы, все шторы опущены и свет, света нет, лишь отсвет камина, сидит в… нет, стоит, стоит на коврике перед камином в темноте, положив руки на каминную полку и опустив на них голову, стоит в темноте перед камином в старом красном халате и ждет, и в доме ни единого звука, лишь треск огня. (Пауза) Стоит в старом красном халате, который в любую минуту готов вспыхнуть, как когда-то в детстве, нет, пижама была тогда, стоит в темноте и ждет, света нет, лишь отсвет огня, и ни единого звука, лишь огонь, старый человек тяжкой больной. (Пауза) Потом звонок в дверь, и он подходит к окну и выглядывает из-за штор, симпатичный старикан, очень большой и сильный, ясная зимняя ночь, кругом снег, дикий холод, белое царство, сучья кедра гнутся от тяжести, и тут, когда рука поднимается, чтобы позвонить еще раз, узнает… Холлоуэй… (долгая пауза)… да, Холлоуэй, узнает Холлоуэя, спускается вниз и открывает. (Пауза) На улице все тихо, ни единого звука, разве что собачья цепь, или сук скрипнет, если долго стоять и прислушиваться, белое царство, Холлоуэй со своим маленьким черным саквояжем, ни единого звука, дикий холод, полная луна — маленькая и бледная, кривой след от калош Холлоуэя. В созвездии Лиры зеленая-презеленая Вега. (Пауза) В созвездии Лиры зеленая-презеленая Вега (Пауза). Потом на ступеньке следующий разговор, нет, в комнате, снова в комнате, следующий разговор, Холлоуэй: «Мой дорогой Болтон, теперь уж за полночь, и не будете ли вы столь любезны —», дальше не говорит, Болтон: «Умоляю! УМОЛЯЮ!» Затем гробовая тишина, ни единого звука, лишь камин, одни угли, нынче почти прогоревшие. На коврике Холлоуэй пытается отогреть свой зад, Болтон, где же Болтон, света-то нет, лишь камин, Болтон возле окна, спиной к шторам, рукой придерживает их немного в стороны, выглядывает, белое царство, даже шпиль до самого флюгера белый, в высшей степени необыкновенно, в доме безмолвие, ни единого звука, лишь камин, уж и пламени нет, головешки.