>Утро четверга, 5 июня 1952 года, выдалось ясным и жарким. Магазины и улицы заливал влажный солнечный свет. На лужайках сверкала холодная утренняя роса, которая, испаряясь, поднималась в стеклянно-лазурное небо. Этот рассветный небосвод скоро должен был спечься и съежиться. Со стороны Бухты медленно наползал удушливый белый туман, чтобы затопить собою весь мир. Но сейчас было только полдевятого: небу оставалось жить еще пару часов.
Джим Фергессон весело опустил стекла своего «понтиака» и, выставив наружу локоть, нагнулся, чтобы вдохнуть полной грудью свежий воздух летнего утра. Въехав с Сидер-стрит на полупустую автостоянку, Фергессон добродушным взглядом, слегка искаженным последствиями несварения и нервного утомления, окинул солнечные блики, плясавшие на гравии и проезжей части. Он припарковался, выключил двигатель, закурил сигару и немного подождал. Подкатили еще несколько машин и припарковались рядом. Другие машины со свистом проносились по улице. Первые звуки человеческой деятельности. В тихой прохладе они отражались звонким эхом от административных зданий и бетонных стен.
Фергессон вылез из машины и захлопнул дверцу. Он бодро зашагал по хрустящему гравию, а затем – по асфальту, засунув руки в карманы и громко цокая каблуками. Это был невысокий мускулистый мужчина средних лет, одетый в синий саржевый костюм и с печатью житейской мудрости на морщинистом лице. Пухлые губы обхватывали цилиндрическую сигару.
Со всех сторон торговцы умелыми жестами расправляли маркизы. Негр сметал мусор шваброй в канаву. Фергессон с достоинством переступил через мусор. Негр не проронил ни слова: утренняя подметальная машина…
У входа в Калифорнийскую кредитную компанию толпились секретарши. Кофейные чашки, высокие каблуки, духи и серьги, розовые свитера и пальто, наброшенные на острые плечи. Фергессон с наслаждением вдохнул сладкий девичий запах. Смех, приглушенный шепот, хихиканье, негромкие фразы, слетавшие с нежных губ: девушки оградились стеной от Фергессона, да и от всей улицы. Контора открылась, и они устремились внутрь в водовороте фалд и нейлоновых чулок… Фергессон оценивающе посмотрел вслед. Дело в том, что он мечтал обзавестись такой же… как в былые времена, ведь это очень полезно для бизнеса. Девушка придает шика, благородства. Бухгалтерша? Нет, лучше, чтобы ее могли видеть посетители. Тогда мужчины перестанут сквернословить и начнут шутить и смеяться.
– Доброе утро, Джим, – поздоровался продавец из магазина мужской одежды «Стайн».
– Доброе, – на ходу ответил Фергессон. Он держал руку за спиной, рассеянно перебирая пальцами. Остановился перед «Продажей и обслуживанием современных телевизоров» и выудил из кармана ключ. Критически осмотрел свой старомодный магазинчик. Будто старый костюм, тот уныло пылился в лучах утреннего солнца. Допотопная неоновая вывеска была выключена. Перед входной дверью валялся мусор, оставшийся с ночи. В витрине маячили угрюмые, скучные очертания телевизоров и радиоприемников. Грампластинки, значки, флажки… Фергессон отфутболил на тротуар картонную коробку из-под молока, лежавшую на пороге. Коробка покатилась, подхваченная утренним ветром. Фергессон вставил ключ в замок и распахнул дверь.
Внутри все казалось безжизненным. Он прищурился и сплюнул, выдохнув затхлый воздух, висевший в магазине. В глубине призрачно-голубым светом мигала дежурная лампочка, напоминая вспышку природного газа над гниющим болотом. Фергессон наклонился и щелкнул главным рубильником: с шипением зажглась большая неоновая вывеска, а через минуту затеплилась подсветка витрины. Он закрепил широко распахнутую дверь, вдохнул немного свежего воздуха и, задержав его в легких, прошелся по темному сырому магазину, попутно включая выстроенные рядами аппараты, витрины, вентиляторы, механизмы, приборы, переговорные устройства. Мертвые предметы нехотя оживали. Заорало радио, а вслед за ним очнулась и длинная вереница телевизоров. Он шагнул к дежурной лампочке и погасил ее резким движением руки. Зажег свет в кабинках для прослушивания, окружавших пыльный, заваленный товарами прилавок. Схватил шест и насилу открыл световой люк. Привел в шумное возбуждение витрину фирмы «филко» и перенес ее в глубь магазина. Подсветил роскошный рекламный плакат «зенита». Наполнил пустоту светом, жизнью, сознанием. Тьма отступила, и, едва прошли нетерпение и горячка, Фергессон успокоился, остыл и решил отметить седьмой день творения чашкой черного кофе.
Кофе он покупал в соседнем магазине «Здоровая еда». Внизу под прилавком «Современных телевизоров» валялись целые груды чашек, ложек и блюдечек. Кусочки черствых пончиков и булочек вперемешку с сигаретным пеплом, спичками, косметическими салфетками. Все это пылилось, с годами прибавлялись все новые и новые чашки, а старые никто не убирал.
Когда Джим Фергессон вошел в «Здоровую еду», из глубины магазина приковыляла Бетти, которая подняла руку в усталом приветствии. Бетти носила просторную, подбитую ватой рванину с мокрыми пятнами под мышками. Лицо женщины избороздили трудовые морщины, а очки в стальной оправе сползали на нос.
