Глава первая ПЕРЕПОЛОХ В МИНИСТЕРСТВЕ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Взрыв прогремел без четверти восемь. Это зафиксировано точно. Рвануло так, что в подъезде повышибало все стекла и сорвало двери с петель, а от дорогой иномарки представительского класса остался лишь раскуроченный и чадящий черный остов…
Каким-то образом сообщение о взрыве на Кутузовском проспекте успело прозвучать в утренней телевизионной сводке новостей. Но Турецкий телевизор не смотрел и ничего не знал об этом.
В настоящий момент его раздражала единственная мысль — о том, что кто-то с утра пораньше уже пытался прорваться к нему. Назойливые трели телефонного аппарата он отчетливо слышал сквозь запертую дверь своего рабочего кабинета.
Войдя к себе и с неприязнью взглянув на надрывающийся телефон, Турецкий наконец соизволил поднять трубку.
— Саня, срочно зайди!
Утро начиналось до банальности обычно и скучно.
— Мне прекратить беседу с человеком, которого я вызвал специально? Может, мне к черту его послать? — Турецкий накачивал себя, не скрывая раздражения.
Никого перед ним не было, но — человек должен был вот-вот подойти. И не так, чтобы кто-то важный. Обычный свидетель, один из многих. Суть в другом. Вчера Александр Борисович навестил Славку Грязнова, вернулся поздно, точнее, слишком рано, под утро, за что получил грозный втык от Ирины Генриховны и отправлен в «эмиграцию», то бишь на короткий кухонный диванчик, с которого полностью свисают ноги, отчего сон бывает обычно несвежим и прерывистым. И вот теперь именно эти частности складывались в картину общего неприятия жизни в целом, а также в отдельных ее противных аспектах. Но Меркулов был непрошибаем.
— Можешь и в самом деле послать его к черту, — спокойно заметил Константин Дмитриевич. — Если он и в самом деле находится сейчас в твоем кабинете. И вообще всех можешь послать. Чтобы затем немедленно явиться ко мне.
Короткие гудки…
Чего это он? Такое вот «срочно зайди» могло означать только одно: очередное чепе. Кого-то убили. Замочили. Шлепнули. Рванули. И не просто «кого-то», а о-го-го кого! В иных ситуациях срочности не наблюдалось бы.
— Тут появится Перехвалин, — сказал Турецкий, выходя, секретарше, — пусть сидит и ждет. Хоть до посинения. Я у Меркулова.
Интересно, кого же? Так думал Турецкий, проходя кривыми коридорами, минуя лестницы и поднимаясь на «хозяйский» этаж, где размещались кабинеты генерального прокурора и некоторых его замов.
Утром жена, естественно, не разговаривала, ибо никак не желала понять, что посиделки со Славкой — это не сплошные пьянки или, не дай бог, какие-нибудь «баб-кроллы», а продолжение все той же проклятой работы, только вынесенной за служебные стены. Известно же, о чем рассуждают мужики! На работе — о бабах, а с бабами исключительно о работе! Ира это знает же, а все равно не верит! Поэтому и не включил по утренней привычке телевизор и свежих новостей так и не увидел. А ведь наверняка что-нибудь и случилось. И теперь в кабинете у Кости с утра пораньше сидит какой-нибудь высокопоставленный хмырь и нудит, что дело это чрезвычайное, что оно на личном контроле… и так далее. Все давно и хорошо известно. «А ты, Саня, отложи дела, к которым ты позже вернешься, и займись-ка… поезжай-ка… допроси-ка!»
Вчерашняя усталость накладывалась на мерзкое настроение, и коктейль из этого получался — лучше не надо! Коктейль «Молотов»! Так может рвануть и обжечь, что мало не покажется.
Меркулов находился в своем кабинете в гордом одиночестве. И это была первая странность. Вторая заключалась в последовавшем вопросе:
— Башка болит, что ли? Только не ври, мне уже звонил Грязнов.
— Есть маленько, — сознался Турецкий, садясь.
— Могу на выбор — ношпа, баралгин, пенталгин… Нет, рюмки не дам, — покачал головой Меркулов. — Запах будет, а тебе ехать. Позже, Саня. А ты телевизор, конечно, не смотрел, газеты не читал.
— Не-а, — поморщился Турецкий. — Ладно, давай две таблетки этих, зелененьких, как они?
— Темпалгин, на, — Меркулов достал из ящика письменного стола облатку и протянул Александру. — Вон, боржомчик возьми, — показал на стол в углу кабинета. — Валяй лечись и слушай, а я пока буду рассказывать…
Обычно заместитель министра иностранных дел Егор Андреевич Каманин садился в машину ровно без четверти восемь, чтобы ехать на службу в Министерство иностранных дел на Смоленскую площадь. Об этой его пунктуальности знал водитель представительской «ауди», который возил заместителя министра, знала и консьержка в доме на Кутузовском проспекте, в котором уже бoлее десятка лет проживал Каманин, жена его знала, поскольку за все годы Егор Андреевич ни разу не нарушил своего правила, разве что в исключительных случаях, которые можно было пересчитать по пальцам. И это едва не сыграло с ним злую шутку.
Сегодняшнее утро не предвещало никакой грозы. Ни в прямом, ни в переносном смысле. И Егор Андреевич был готов, как обычно, к выходу из дому. Охранников он не имел, справедливо полагая, что уж если кому-либо и придет в голову устроить на него покушение, так никакая охрана не спасет. Поэтому всякий раз весьма сомнительную роль бодигарда выполнял при заместителе министра его шофер — щупловатый на вид, но достаточно грамотный и в этом деле Володя, прошедший в свое время Афган. А почему сомнительную? Да потому, что не верил во все эти глупости Каманин. И у него были к тому все основания, о которых он, правда, предпочитал не распространяться. Знал — и того достаточно.
