Когда вы будете читать эту книгу, знайте, что все рассказанное в ней — правда.
О партизанах столько уже написано, снято кино- и телефильмов, что невозможно никого и ничем удивить. И порою правда начинает казаться не столь героической, как вымысел. Пусть это не смутит вас. Поставьте себя на место тех людей, о которых написана книга, и вы поймете, что каждый из них совершил, какой ценой далась нам победа.
Партизанское движение, как бы его хорошо ни подготавливали, возможно только тогда, когда народ сам поднимается на защиту своей Родины, когда он исполнен решимости и силы. Так было в годы Великой Отечественной войны, с самых первых дней ее и часов. Не отдельные исключительные герои, а весь наш народ, сплоченный и единый перед грозной опасностью, показал небывалое величие духа. Он оказался той единственной силой в мире, которая остановила, разгромила фашистское нашествие, спасла человечество.
Коммунисты и беспартийные, мужчины, женщины, люди всех возрастов и национальностей, призванные в армию или освобожденные от воинской службы, шли защищать Родину.
Автор этой книги, Илья Захарович Вергасов, к началу войны был тяжело больным человеком, к службе в армии не годился. Но уже на другой день сам пришел он в военкомат, а вскоре стал одним из руководителей партизанского движения в Крыму.
В условиях, в которых велась эта борьба, быть и оставаться руководителем могли только люди, обладавшие незаурядными качествами организаторов: мужеством, железным самообладанием и волей. Это следует сказать здесь еще и потому, что книга «Героические были из жизни крымских партизан» написана с исключительным тактом и скромностью. Посвятив ее своим товарищам, крымским партизанам, Илья Захарович Вергасов рассказывает в первую очередь о них, по возможности оставляя себя в тени.
Живые и погибшие, о ком этот рассказ, достойно исполнили свой долг перед Родиной. Будьте и вы такими же преданными ее дочерьми и сыновьями.
Григорий Бакланов
На подступах к Севастополю шли ожесточенные бои. Немецкие полки рвались в южную цитадель страны, таранили ее оборону танками, самолетами, пьяными атаками отборных эсэсовских батальонов… Одна атака следовала за другой, а в промежутках между ними без устали работала артиллерия, сотрясая воздух над всей крымской грядой.
В километрах тридцати от линии боев, восточнее, в узле горного кряжа, раскинула свои белые хатенки деревушка Лаки. Вокруг нее стояла первозданная тишина, лишь изредка нарушаемая татаканьем пулеметов, доносившимся из синеющих далей крымской яйлы, на склонах которой боролись с врагом партизанские отряды.
Первые немцы в деревушке появились неожиданно, потолкались на площадке возле колхозного клуба, потом потребовали вина, напились, настреляли кур и убрались в Бахчисарай. Но однажды в промозглое зимнее утро серая машина, напоминавшая гроб, поставленный на четыре колеса, резко затормозила у дома председателя лакского колхоза Владимира Лели, человека внешне спокойного, немногословного.
— Твоя Лака партизан иесть? — спросил толстоватый фельдфебель, молодцевато выскакивая из машины.
— Откуда им взяться, господин офицер. Место тихое, мирное, — ответил председатель, покорно уставившись на незваного гостя.
— Колхос гут и ниет партизан, а?
— Колхоз хороший, что верно, то верно, а вот партизан нет, бог миловал, — развел руками Лели, будто сожалея, что ничего другого сказать не может.
Немец оглянулся и в сопровождении полицая из Керменчика — соседнего большого села — обошел постройки, заглянул в парники. Под зубами его хрустнул спелый огурец, сорванный с грядки. Побывал на скотном дворе, по-хозяйски приговаривая: «Хорошо, гут, оччень хорошо». Вдруг повернулся к председателю, ткнул пальцем в его грудь:
— Ты иесть кто?
— Местный житель, колхозник, значит.
Вмешался полицай; скаля зубы, сказал:
— Чего мелешь? Всем известно, что ты председатель.
Фельдфебель насупился:
— Это иесть правта?.. Глас умный, хосяин, да?
— Мы все хозяева.
— Нет! Ты бутешь староста. Понимай? Бургомистр, майн готт!
— Куда уж мне в начальство, господин офицер. И ноги у меня…
— Нет! Ты есть назначенный немецким командованием староста. Саботаж — фьют! — Фельдфебель щелкнул пальцами под носом у председателя и, указывая на дальние горы, с которых сошла утренняя мгла, спросил: —Там иесть партизан?
— Партизан там, — услужливо показал полицай на горную гряду, покрытую черным сосняком.
Машина скрылась за поворотом. Лели натянул шапку на самые глаза, сплюнул и с шумом закрыл за собой калитку.
Бухгалтер колхоза Григорий Александрович, в потертой вельветовой куртке, бледнолицый, с реденькой выцветшей бороденкой, в последние дни с утра до вечера сидел в правлении колхоза, ворочал толстые конторские книги, что-то считал и пересчитывал.
После отъезда фельдфебеля, за каждым шагом которого следил сквозь немытое окошко, он оделся, подхватил под мышки счеты, папку, вышел из правления — и прямиком к председателю.
Тот встретил его суховато — он не особенно доверял старичку, из которого слово вытянуть, что с глубокого колодца ведро с полной водой поднять. Терялся в догадках: «Что его принесло?»