Русский порт Таганрог на Азовском море. 1833 год. Узкий мыс далеко врезался в тяжелые, серые, ленивые воды. На пристани кипит работа — грузят зерном итальянский корабль. По сходням бегают черноглазые, мускулистые люди, несущие на бронзовых, блестящих от пота спинах тяжелые мешки. С берега за их работой наблюдает капитан — высокий, плечистый и статный молодой человек. Утолщенная переносица придает его лицу характерное «львиное» выражение. Светловолосый и синеглазый, он больше похож на жителя страны, куда приехал, чем на земляков-итальянцев. А между тем он коренной житель Ниццы, далекого прекрасного города на лазурном берегу Средиземного моря. Там в морском реестре 1832 года записано; «Гарибальди Джузеппе Мария, сын Доменико Гарибальди и Розы Раймонди, родился 4 июля 1807 года в Ницце, внесен в список капитанов ниццского управления 27 февраля 1832 г. за «№ 289».
Сейчас Гарибальди двадцать шесть лет. Всего год, как он стал капитаном, но его уже знают на родине как отважного, искусного моряка, прошедшего все ступени морской службы — от юнги до капитана. Двенадцать лет жизни отдал он морю, совершил несколько дальних плаваний. Двенадцать лет неусыпного труда, борьбы с морской стихией. Зато при каждом возвращении его в родную Ниццу земляки восторженно приветствовали своего любимца Пеппино (его называли еще Monsù Peppin). Сотни людей собирались к молу поглядеть на него, пожать ему руку.
Добродушные ниццардцы гордились своим соотечественником, прославившим их город среди моряков Лигурии и Прованса. Но никто еще не подозревал тогда, что этого моряка ждет мировая известность, что о нем сложат легенды и песни, что во всех уголках земного шара будут повторять его славное имя, имя одного из великих борцов за народную свободу!
Гарибальди не в первый раз посещал Россию, страну dei servi cosacchi (рабов-казаков), и всегда с большим любопытством присматривался к ее жизни. Так и на этот раз, тотчас по прибытии в Таганрог, еще до начала погрузочных работ, молодой капитан отправился в город. На главной площади Гарибальди заметил новый памятник.
— Кто это? — спросил он прохожего, указывая на статую.
— Его величество покойный император Александр. Александр, поработитель Европы! Деспот, мрачная тень которого легла и на далекую Италию, родину Джузеппе. Русские самодержцы считали себя вправе вмешиваться во внутренние дела других стран и «охранять» их от малейших проблесков свободомыслия. Восемь лет назад скончался в Таганроге Александр, но с его смертью ничего не изменилось. На троне России оказался другой тиран — Николай I, так же угрожавший свободе в любом уголке Европы. Гарибальди долго глядел на статую «европейского жандарма», с горечью отдавшись своим постоянным думам о неслыханных страданиях итальянского народа.
К вечеру, когда в небольших покосившихся домиках окраины загорелись огоньки, Гарибальди направился в один из береговых кабачков — излюбленное место отдыха моряков. За столиком Гарибальди увидел группу своих товарищей, окруживших итальянца, который говорил с большим воодушевлением. На бледное лицо его падал скупой свет сальной свечи. Гарибальди прислушался к страстному голосу оратора: речь шла о самом дорогом для сердца Джузеппе — об Италии, об угнетенной и разорванной на куски родине, о ее былом величий и теперешнем унижении, о пытках, издевательствах и расстрелах…
— Один за всех, все за одного! — восклицал оратор (его звали Кунео). — Все итальянцы должны отныне объединиться и дружным усилием прогнать тиранов — своих и иностранных! Неаполь за Сицилию, Ломбардия за Тоскану, Венеция за Пьемонт — все должны объединиться и восстать за Италию, за единую, свободную Италию!..
Кунео рассказал, что два года назад в Италии возникло новое революционное общество «Молодая Италия» под руководством Джузеппе Мадзини. Этот вождь, по словам Кунео, не надеется на патриотизм итальянских князей и королей, двуличных вельмож, которым интересы Италии чужды. Мадзини возлагает надежду только на всеобщее восстание. Народ сам должен завоевать себе свободу. Девиз Мадзини: «Dio e Popolo»— «бог и народ». Кунео призывал земляков вступить в общество «Молодая Италия».
Гарибальди слушал горячую речь с увлечением: все это было так близко его собственным стремлениям! Отдавшись внезапному порыву, он бросился к Кунео, обнял его, прижал к груди.
— Клянусь, — воскликнул он, — что с этого момента я твой друг на всю жизнь!
Новый мир открывался перед Гарибальди. Он давно жаждал подвига, мечтал отдаться борьбе за освобождение родной страны. В то время его очень увлекала революционная борьба греческого народа. Героический эпизод Миссолунги[1] воспламенял его воображение.
«Будь у нас такие герои, как Константин Эпарка, Кариоскака или Колокотрони, — говорил Гарибальди своим друзьям, — Италия не оставалась бы более во власти чужеземцев!»
Одно время он даже решил последовать примеру своего любимого поэта Байрона и принять участие в борьбе греческого народа. Случайная встреча с итальянским эмигрантом Кунео в таганрогском портовом кабачке сразу изменила его намерение.