ГЕОРГИЙ ШАХНАЗАРОВ,
доктор юридических наук,
президент Советской ассоциации политических
наук
Футурология и фантастика
Научная фантастика по самому смыслу термина предполагает органическое сочетание прочной научной основы с вольным полетом воображения. Разбирая произведения этого жанра, аналитики, как правило, стремятся уяснить, что в них от науки, то есть надежно постулировано, опирается на достоверный прогноз, а что от фантазий, то есть, грубо говоря, ничем не гарантировано. При этом как бы принимается за аксиому научность самой науки, тех или иных идей, от которых отталкивается автор. А между тем есть ведь и псевдонаука, и мракобесие, рядящиеся в одежды научного знания. Средневековые схоласты считали себя ученейшими людьми, и у них были на то свои основания: они назубок знали тексты Аристотеля.
Это соображение необходимо иметь в виду, когда имеешь дело с нынешней западной фантастикой. Что касается естественнонаучной стороны, то тут дело обстоит достаточно благополучно.
Представления о генетическом коде и атомном ядре, об отношениях между человеком и ЭВМ, о гипотетическом контакте космических цивилизаций и т. д. имеют достаточно объективное содержание повсеместно. В той мере, в какой истины, относящиеся к этой сфере, открыты, признаны и доказаны, они могут служить надежной основой для фантастических догадок независимо от того, кто и где этим занимается. Здесь критерий один - мера образованности или учености, литературный талант, прогностическая интуиция.
Но за редкими исключениями фантастика почти никогда не ограничивается сферой естественнонаучной. Чаще всего она строит свое предвидение или домысел, отталкиваясь от достижений как естественных и технических, так и социальных наук, иначе говоря, соединяет жюль-верновское направление с уэллсовским. И как раз тут ахиллесова пята западной фантастики. Отвергая возможность опереться на единственно научную теорию общественного развития марксистско-ленинскую, она тем самым лишает себя надежных ориентиров и, следовательно, не может считаться научной в Полном смысле этого слова.
Разумеется, было бы неверно утверждать, что это относится ко всей западной научно-фантастической литературе, в создании которой участвует немало прогрессивно мыслящих талантливых художников.
Ну а как обстоит дело с футурологией, которая сформировалась в послевоенные годы на Западе и претендует на комплексное исследование будущего? Не может ли она служить подходящим теоретическим фундаментом для научной фантастики?
Испокон веков одним из самых сильных и страстных желаний человека было постигнуть свою судьбу. В Древней Греции наибольшим почетом был окружен храм Аполлона в Дельфах: устами оракула всеведущий бог извещал царей и героев, какая участь уготована им олимпийскими небожителями. В их составе были хитроумные богини судьбы - мойры, функцией которых являлось раскрытие смертным ожидающих их сюрпризов. В средние века ни один уважающий себя монарх не обходился без придворного астролога.
В отличие от наших пращуров мы располагаем теперь возможностями не гадать о завтрашнем дне, а систематически исследовать его средствами современной науки. Одним из результатов гигантского прогресса в раскрытии тайн природы и общественной жизни стало выделение в самостоятельную отрасль знания прогностики, в арсенале которой экстраполяция и социологические опросы, моделирование и сценарная разработка экономических процессов, многие другие методы анализа перспективы. Решающее значение для ее успехов имело появление электронно-вычислительной техники, позволяющей в короткие сроки просчитывать огромное количество эмпирических данных и делать на этой основе необходимые обобщения.
Как и полагается, на первых порах всякая удача прогностики встречалась овацией, а промахи снисходительно ей прощались.
Но стадия эйфории прошла быстро. Один за другим стали обнаруживаться крупные просчеты в оценке перемен, которых следовало ожидать в рыночной конъюнктуре или денежном обращении, во внутренней или международной политике. Причем речь шла не о предсказаниях на десятилетия вперед, не поддающихся проверке, а от краткосрочных прогнозах - на год-два.
Любая теория может быть сведена в конечном счете к предвидению. Более того, теория становится научной только тогда, когда высказанные на ее основе гипотетические предположения оправдываются на практике. Иначе говоря, подтверждение способности предвидеть - это своего рода сертификат научности. Именно на такой основе химия отделилась от алхимии, астрономия - от астрологии, медицина - от знахарства. Таким же образом социальная наука отделилась от преднауки - всего арсенала социальных и политических учений, которые отнюдь не сводились к заблуждению, содержали элементы истины, но не давали цельного и системного представления об обществе и законах его развития.
Среди различных методов "исследования будущего" заметное место занимает антиутопия.
Прием этот пришелся по вкусу, и к настоящему времени созданы сотни антиутопий - хороших и плохих, написанных с гуманистических или, напротив, реакционных позиций, выражающих искреннюю озабоченность негативными тенденциями общественного развития либо рассчитанных на дешевую сенсацию. Но среди ниx есть несколько произведений, оказавших большое влияние на форг мирование всей западной футурологической мысли. К их числy принадлежат романы Олдоса Хаксли "Этот прекрасный новый мир" и Джоржа Оруэлла "1984". Последний заслуживает особог внимания, поскольку 1984 год уже миновал в календарях, и у на есть редкая возможность проследить, в какой мере и где именнo сбываются мрачные пророчества английского фантаста. Хотя авторы их происходят из одной социальной среды (состоятельная английская интеллигенция, чьи взгляды формируются в Оксфорде, Кембридже и Итоне), они существенно отличаются друч от друга. Хаксли представляет либерально-демократическое на правление. Оруэлл по своим убеждениям можеть быть причислен к сторонникам правого социализма. Хаксли по преимуществу философ, в его даровании преобладает литературное начало, Оруэлл - политик и публицист.
