1.
Тут у вас хорошо. Интересно. Все пьяные, все весёлые. В таких местах бывать – одно удовольствие. Я люблю, когда шумно, когда толпа, когда не знаешь, что дальше будет. То ли ограбят, то ли приголубят, то ли взашей вытолкают.
Звать меня Иван.
Есть второе имя, заветное, но я его потом скажу, и то – если ты мне придёшься по нраву. А не придёшься – не скажу.
А третье имя, смертное, не скажу совсем. Его назову только богам, когда помру.
Да, у меня есть бубен. Большой, в мой рост. Его завтра на лодке привезут. Есть и малые бубенчики – не скажу где.
Скажу только, что отлили те бубенчики из такой чистой меди, что когда они звенят – даже змеи танцуют.
Потому что если я тебе скажу, где мои бубенчики, – так ты меня возьмёшь да зарежешь, ради той чистой меди.
Да, по-вашему я – скоморох. По-нашему – «глумила». Или «глумец». Шут, ага.
Скоморох, скоробрёх.
Мы глумилы, мы дальше всех от могилы.
Поём, пляшем, руками-ногами машем.
Прыгаем выше головы да на обе стороны́.
В бубен бьём, никогда не врём.
Наше дело глумецкое, озорное, молодецкое.
Конечно, я знаю ваш язык. Я сам венед. А ты, судя по говору, вятич. Вот, угадал.
А отец мой помер. Пошёл в лес, и его зверь задрал. Когда он меня родил, ему было восемьдесят четыре года.
Когда он помер, мне исполнилось пять.
Но рассказ вообще не про меня, а про молодую девку.
Если в рассказе нет молодой девки – это, как ты понимаешь, и не рассказ вовсе.
Обязательно девка должна быть.
Конечно, я не местный. Здесь у вас бывал – но очень давно. Может, лет семь назад. С тех пор всё тут изменилось. Лучше стало. Очень мне у вас нравится. Народу – толпа, все нарядные, на каждом углу пиво наливают и брагу. И девчонки красивые. Такие, что подойти страшно. Нет, я не робкий, я ж глумила, мы робкими не бываем. Перед старшинами не робею, в любой богатой гридне держусь как у себя дома, а девчонку увижу – сам не свой.
Нет, ты мне так много вопросов не задавай. Лучше налей.
Я буду рассказывать сначала коротко, затем всё более подробно. Моё лицо при этом может принять неприятное выражение. Кроме того, в определённое время я впаду в нарочитое состояние, могу крикнуть, или заговорить не своим голосом, или хватануть себя зубами за пальцы. Может и слюна изо рта пойти, или сопля из ноздри выбежать.
Но в таком телесном проявлении не будет ничего стыдного.
Я не обещал, что будет легко и приятно.
Ничему не удивляйся, просто слушай и получай удовольствие. Понимаешь меня? Хорошо. Тогда слушай.
Это было во время оно.
Очень, очень давно. Когда я был горячий, лёгкий, точный и весёлый.
Когда моему разуму открывается расстояние между тем борзым мальчишкой и мною теперешним – я ужасаюсь и восхищаюсь силе водоворота времени, протекающего через всё живое.
Коловрат всесилен, это так.
С тех времён я прожил ещё две судьбы. Был вором, потом колдуном. Теперь живу четвёртую судьбу. Может, и не последнюю.
Я мало помню из бестолковой юности. Только самое изумительное, самое стыдное и самое страшное. Наша память так устроена.
И вот эта девка была самый изумительный человек, которого я встретил в те лета.
А всё, что с ней случилось, – самая страшная быль изо всех моих былей.
В прочие годы передо мной появлялись и другие невероятные люди, скроенные по удивительным меркам, туго заряженные силой жизни. Но девка Марья первая из них встретилась мне в мельтешении людской гущи. Поэтому она навсегда со мной останется: на дне разума, в самой твёрдой памяти.
Моя мать была обычная баба, дочь бортника. А отец тоже был глумила. Скоморох. И мать, когда влюбилась, с ним ушла, и так родился я.
И дед мой тоже был глумила, и прадед.
Навыков много в этом деле, и они передаются от отца к сыну.
Но не обязательно: бывает, что отец – какой-нибудь простой засечный оратай, а сын – и поёт, и играет, и чего только не вытворяет.
Вот мой друг тех времён, рыжий Кирьяк – он был именно такой. Глумила в первом колене.
А я – потомственный, и число колен моих велико: мой род от Дамира, и от Глеба, и от Владуха, и от Новика, а там дальше и другие есть, и слава их гремела по всей Оке до самого Итиля и дальше до Лукового моря.
И пока я не начал своего рассказа, скажи мне – где тут можно недорого переночевать?
Отсюда – четвёртый дом? Но там нет домов, только землянки. Нет, я не против, но моим костям полезно спать на дереве. Без обид, ага? Допустим, ежели я заплачу полкуны лысых за три ночи? С хорошей хозяйкой? Подберёшь мне что-нибудь? Пока я не охмелел?
Рассказывать буду долго, предупреждаю, до утра могу, если твоей браги хватит.
Да, кстати! Пока не забыл. Вы тут, извиняюсь, кому требу подносите?
В смысле, какому богу жертвуете?
Чего молчите? Это простой вопрос.
Мать моя подносила Мокоши, чтоб был в доме достаток, и скотьему богу, чтоб дал ещё детей, и Хорсу, богу света и тепла. В моей родной селитьбе все подносили Хорсу – ну вот и мать подносила ему, а вы кому подносите?
Ага, понимаю. Ну что же, хорошо.
Вот и я ему теперь жертвую из первой чаши.
Да прольётся сладкая брага прямо в горло этого сильного бога.
Пошли удачу вашему дому, и чтоб его двери, когда надо, открывались во всю ширину – а когда надо, закрывались накрепко.
