Однажды майским вечером мы с моим другом Огастесом Понсом обсуждали процесс над французским серийным убийцей Лендрю, когда входная дверь в нашу квартиру отворилась и по лестнице забухали тяжелые шаги.
— Ну, это, конечно, инспектор Джемисон собственной персоной! — воскликнул Понс. — Наверное, он хочет поставить перед нами какую-нибудь крохотную проблему, слишком мелкую, чтобы утруждать ею джентльменов из Скотленд-Ярда.
— Бесспорно, — согласился я. — Не узнать тяжелую поступь Джемисона просто невозможно.
— Еще бы! — поддакнул мой компаньон. — Как и его стук.
И в самом деле, обрушившийся на дверь стук оказался настолько властным, что скорее сочетался бы не с просьбой, а с требованием отворить дверь именем закона, причем без малейшего промедления.
— Входите, инспектор, — предложил Понс.
В комнате постепенно появилась вся громоздкая фигура Джемисона, на круглом лице почивала вопросительная улыбка.
— Добрый вечер, — проговорил он дружелюбным тоном. — Вот уж не рассчитывал застать вас дома.
— Иногда мы с Паркером все-таки здесь бываем, — проговорил Понс. — Ни одна юная леди сейчас не нуждается в услугах Паркера, ни одно криминальное событие за последний день или два не привлекало моего внимания. Входите же, инспектор, садитесь.
Джемисон снял котелок и пальто, положил их на кресло, а потом подошел к каминной доске, возле которой сидели мы с Понсом.
— Насколько я понимаю, вы явились к нам не с визитом вежливости, Джемисон, — проговорил Понс.
Инспектор улыбнулся:
— Можете считать так, можете и иначе. Мы, сотрудники Скотленд-Ярда, еще не лишились ума, и убийца Макса Маркхейма через двадцать четыре часа окажется за решеткой. Но вы правы, Понс, меня смущает одна загадка. Вы когда-нибудь слыхали о человеке по имени Абрахам Обри?
— Имя его знакомо мне, — заметил Понс, подумав. — Это автор каких-то пустяковых работ в области филологии.
— Да, это он. Живет в Степни, в собственном доме. Торгует антиквариатом и прочим барахлом. Интересуется лингвистикой и филологией. Возраст около пятидесяти пяти лет. Один из наших людей сообщил, что вор, за которым он наблюдал, вошел в торговое учреждение этого человека. Прочитав его отчет, мы решили нанести этому господину визит. Явившись, мы обнаружили, что с ним как раз приключился сердечный приступ. Мы отвезли его в больницу. Он находится в плохом состоянии и потому не смог ответить на наши вопросы. И еще — любопытная деталь. Он явно только что вскрыл письмо. Мы обнаружили бумагу зажатой в его руке и не смогли прочесть ни одного слова.
— Вы привезли письмо с собой?
Джемисон извлек из кармана простой конверт и подал его Понсу.
— Не знаю, имеет ли оно какое-нибудь отношение к поразившему его сердечному приступу. Возможно, что нет. Мы решили, что оно зашифровано, и наши люди попытались прочесть его, но не сумели этого сделать. Оно не содержит известных нам кодов и шифров. Зная, что сегодня я окажусь по соседству с вашей улицей, решил прихватить письмо с собой и показать вам.
Понс вынул из конверта сложенный листок линованной бумаги, сохранивший до сих пор складки, оставленные на нем ладонью Обри. В глазах Понса вспыхнул огонек, он быстро пробежал глазами короткое послание.
— Письмо явно служит предупреждением Обри, — сказал он, едва сдерживая смешок.
— Да, но что оно означает? — воскликнул Джемисон.
Понс передал послание мне:
— Прочтите вслух, Паркер, только громко.
— «Обри, старче ветхий, отволокись на свой пингвид пихтль, побарахтайся там и поковыряйся в сырой возле родомели. Жди кромешного татя…» Подписи нет.
— Обри должен знать, кто написал это письмо, — произнес Джемисон. — И он знает, что оно означает.
— Не стану возражать, но подобное послание едва ли способно вызвать сердечный приступ, — сухо промолвил Понс. — Не сомневаюсь в том, что вы уже обратили внимание на бумагу… она принадлежит к самой распространенной…
— Конечно.
— И кстати, именно эта разновидность бумаги предоставляется несчастным, арестованным по воле Его Величества.
Джемисон коротко кивнул.
— Вопрос в том, что именно означает это послание.
— Смею надеяться, что через несколько дней у нас будет ответ на этот вопрос, — отрывисто проговорил Понс, — если вы хотите его иметь. Паркер, будьте любезны, скопируйте текст.
Я отошел к столу и начал копировать письмо.
— Дата отсутствует; ничто не указывает на то, когда именно было оно написано, — пробурчал Джемисон.
— Но у вас есть настоящий конверт, — не тот, в котором вы его принесли. Когда и откуда оно было послано?
— Его отправили три дня назад, из Принстона, Девоншир.
Понс загадочно улыбнулся.
— Тогда, значит… Обри владеет какой-то недвижимостью в сельской местности. Знаете ли вы, где она находится?
Джемисон бросил на Понса полный досады взгляд.
— Не знаю, как вы делаете подобные вещи, Понс. Всего лишь минуту назад вы знали об Обри только то, что он пишет статьи по филологии. Теперь вам уже известно, что у него есть загородное имение.
— Ну, это делается, как сказал бы Паркер, элементарно просто. Вы знаете, где оно расположено. Выкладывайте, Джемисон, не будем расходовать время зря.
— У него есть примерно пятьдесят акров возле Стоу, того Стоу, что в Линкольншире, возле Стоу Парка, неподалеку от Линкольна, — он скривился. — Эти края мне известны достаточно хорошо. Мы прочесали их частым гребнем в поисках украденных драгоценностей леди Каневин, но десять тысяч фунтов как в воду канули.