Феноменальный Жижек
Timesonline
Славой Жижек. В защиту проигранных дел In Defense of Lost Causes by Slavoj Zizek. Verso. 208 p.p>
Терри Иглтон (Terry Eagleton) - Профессор теории культуры в Манчестерском университете. Его последние книги: “Священный террор” (Holy Terror, 2005), “Смысл жизни” (The Meaning of Life, 2007) и “Как читать стихи” (How To Read a Poem, 2007).
Славой Жижек - не столько философ, сколько феномен. Сын словенских коммунистов и представитель на земле (так сказать) французского психоаналитика Жака Лакана, Жижек на протяжении последних двадцати лет путешествовал по земному шару как интеллектуальная рок-звезда, собирая везде, куда бы ни приехал, толпы членов своего фан-клуба. Он эпатажен, провокативен и забавен. Он может не моргнув глазом сообщить, что испытывал искушение предложить для суперобложки одной из своих книг следующую фразу: “В свободное время Жижек любит бороздить просторы интернета в поисках детской порнографии и учит своего маленького сына отрывать лапки паукам”.
Он послужил предметом художественной инсталляции, носившей название “Славой Жижек не существует”, снимался в двух фильмах - “Жижек!” и “Путеводитель извращенца по миру кино” (“The Pervert’s Guide to Cinema”) - и появился на суперобложке своей книги лежащим на кушетке Зигмунда Фрейда под изображением женских гениталий. Его книги (их сорок или около того) с причудливыми названиями - “Возвышенный объект идеологии” (“The Sublime Object of Ideology”), “Щекотливый субъект” (“The Ticklish Subject”), “Возлюби свой симптом!” (“Enjoy Your Symptom!”) и “Все, что вы всегда хотели знать о Лакане (но боялись спросить у Хичкока)” (“Everything You Always Wanted To Know About Lacan (But Were Too Afraid To Ask Hitchcock)” - представляют собой растрепанные коллажи из идей по поводу явлений самого разного калибра: от Канта до науки о компьютерах, от Блаженного Августина до Агаты Кристи. Кажется, ни на земле, ни на небесах нет такого зерна, которого не могла бы перемолоть его интеллектуальная мельница. (Мели, Емеля…) Одно отступление влечет за собой другое - и так до тех пор, пока не возникает ощущение, что автору не более, чем читателю, известно, о чем, бишь, он собирался говорить. Кроме того, к вящему ужасу рецензентов, книги Жижека с каждым годом становятся все толще. В “Параллаксном видении”, появившемся два года назад, 400 страниц убористого шрифта, на которых повествуется обо всем на свете, начиная с биополитики и Роберта Шумана и кончая наукой о мозге и Генри Джеймсом; а его последняя книга - “В защиту проигранных дел” (“In Defense of Lost Causes”), где говорится о Ленине и Хайдеггере, Христе и Робеспьере, Мао и экологии, - представляет собой еще более увесистый кирпич.
Короче говоря, Славой Жижек - самый наглядный образец европейского философа-постмодерниста. Это помесь гуру и овода, мудреца и шоумена. Написанные в характерной постмодернистской манере, его работы бесцеремонно пересекают границы между высокой и массовой культурой, перескакивая в пределах одного абзаца от Кьеркегора к Мелу Гибсону. Получив философское образование в Любляне и Париже, Жижек выступает в качестве киномана, теоретика психоанализа, теолога-любителя и политического аналитика. Он член Люблянского лакановского кружка, что звучит так же дико, как Хаддерсфилдские гегельянцы (Huddersfield Hegelians). Что касается политики, то он так же горазд распутывать хитросплетения Руссо и Карла Шмитта, как и выносить журналистские суждения о текущих событиях - волнениях в парижских пригородах, войне с террором или отношениях Турции с Европейским союзом. Он и сам когда-то был политиком - еще у себя дома, в Словении, и тень от югославского конфликта падает на его саркастические суждения о войне, расизме, национализме и этнических распрях.
Но если его книги являются постмодернистскими по методу, они тем не менее отчетливы и прозрачны по стилю. В этом отношении он ставит в затруднительное положение тех, кто убежден, что континентальные философы страдают “словесным расстройством” (suffer from word-disorder). Проза Жижека свежа и дружелюбна по отношению к читателю. Людвиг Витгенштейн признался однажды, что ему хотелось бы написать философскую работу, состоящую из одних шуток; и хотя в текстах Жижека много всякого кроме забавных историй - комический анекдот остается его излюбленной литературной формой. У него хорошее, с восточноевропейским сардоническим акцентом чувство юмора; он сообщает, например, что разница между Советским Союзом и сравнительно более реформистской Югославией состояла в том, что если в СССР население ходило пешком, в то время как его политические представители водили машины, то в Югославии население само водило машины, лавируя между своими политическими представителями. Многие китайские законы, устанавливающие, что является государственной тайной, информирует нас Жижек с наигранным ужасом, сами представляют собой государственную тайну. Чтобы проиллюстрировать диалектическую взаимосвязь присутствия и отсутствия, он рассказывает (в другой своей книге) историю о гиде, водившем в советскую эпоху приезжих по одной восточноевропейской картинной галерее. Гид останавливается перед картиной под названием “Ленин в Варшаве”. На картине нет ни малейших признаков Ленина; вместо этого на ней изображена жена Ленина в постели с молодым, красивым членом ЦК. “Но где же Ленин?” - спрашивают озадаченные посетители, и гид важно отвечает: “Ленин в Варшаве”.
