«Этот ребенок должен жить…» Записки Хелене Хольцман 1941–1944
Авторы: Хелене Хольцман
Жанр: Биографии и мемуары
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 108 страниц. Год издания книги - 2006.
Хелене Хольцман — художница, педагоги публицистка (1891–1968). После переезда в Каунас и захвата фашистами Литвы в 1941 году, ее мужа, книгоиздателя и литератора, Макса Хольцмана арестовывают и он пропадает без вести, старшую дочь расстреливают. До последнего дня оккупации Хелене Хольцман, рискуя собственной жизнью, вместе с младшей дочерью и несколькими подругами спасает евреев из каунасского гетто. До самого ухода фашистских войск с территории Литвы Хелене Хольцман писала дневники. В этих записках впечатляюще изложено все, что довелось пережить ей самой и тем, кого она знала.
Читать онлайн «Этот ребенок должен жить…» Записки Хелене Хольцман 1941–1944
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
Vitam non mortern recognita[1].
Трижды волны поднимались,Трижды выплывала ты,Трижды мог тебя спасти,Но как будто я ослеп, опустились руки.Эдвин Гайст. Реквием
Последние часы радости. Вермахт входит в Литву. Макс Хольцман пропал. Погромы. Начало каунасского гетто. Что случилось с Мари. Город и его гетто. Эдвин и Лида Гайст. Супруги Гайст отправляются в гетто. «Еврейские законы» и их исполнение. Убежище в доме двух Наташ. Рабочие бригады. «Акция интеллектуалов». Спекуляция и черный рынок. Что потом произошло с Мари. Семейство Робашенскис. Массовые убийства в провинции. «Акция отменена!» Строительство аэродрома. Три «Акции». Елена Куторга.
Июнь 1941. После долгих поисков мы, наконец, нашли в Вильнюсе квартиру, наняли повозку, чтобы перевезти туда все наши чемоданы и кое-какие пожитки, и вечерним поездом отправились обратно в Каунас.
В новом нашем жилище недалеко от вокзала была только одна единственная комната, не чета, конечно, нашей большой светлой каунасской квартире. Но мы довольны были и этой и уже придумывали, как поделить пространство комнаты, так чтобы у каждого было свое место. Летом можно расположиться на большой каменной террасе, примыкавшей к комнате. Оттуда открывался вид на тихую улицу и обширный сад поодаль, со старыми мощными деревьями. А зимой все вместе усядемся поближе к кафельной печке, и будет нам тепло и уютно.
Так мы и ехали два часа из Вильнюса в Каунас, все фантазировали, строили планы, радовались. После того, как национализировали наш книжный магазинчик в Каунасе[3], — он стоил нам почти двадцати лет жизни — мы оба нашли работу в Вильнюсе: муж — место директора государственного антикварного салона, я — преподавателя немецкого языка в педагогическом институте.
В купе вместе с нами ехал высокопоставленный полицейский чиновник. Мы спросили его, стоит ли верить слухам, будто к литовской границе стягиваются германские войска? Он нас высмеял: ни немцы, ни русские не готовы воевать друг против друга. Он сам только что взял отпуск и собирается на Куршскую Косу. Ну, слава богу, совершенно успокоились мы, можно выбросить из головы эти тревожные мысли.
Несколько месяцев кряду мы чуть ли не каждый день ездили из Каунаса в Вильнюс и обратно. Когда же у наших девочек закончился очередной учебный год в школе, мы смогли, наконец, обосноваться в Вильнюсе.
Дома у нас царило приподнятое настроение[4]. Мари выдержала выпускные экзамены — совсем не мелочь, ведь она училась в вечерней школе, а днем работала в конторе. И у Гретхен отметки были хороши. Девчонкам не терпелось переехать в новую столицу[5], и мы были счастливы, что снова будем жить все вместе, вчетвером. Прежде чем упаковать мебель, мы собрали наших каунасских друзей и близких на прощальный ужин. Если бы мы только знали, что это будет последний наш счастливый семейный вечер.
А на другое утро город уже лихорадило: Германия объявила Советскому Союзу войну! К нам пришли друзья — доктор Цингхаус с женой. Мы, естественно, были совершенно растеряны и не готовы к такому повороту событий. Доктор Цингхаус, три года назад вместе с родителями бежавший из Берлина, говорил, что спасаться нужно в Советском Союзе, и чем дальше уехать, тем лучше. Ведь русские к войне не готовы и, скорее всего, линию фронта в Литве не удержат.
Уже первые бомбы разорвались на наших улицах. Жители спешно заклеивали окна полосками бумаги. Наши друзья поспешили забрать родителей к себе: те жили рядом с радиостанцией, их, как и предполагал доктор, стали бомбить в первую очередь.
Я вышла купить хоть какой-нибудь еды. У магазинов — длинные очереди. Расхватывали все, что попадется под руку. Люди жались к стенам: кругом тучи пыли и дыма, некоторые улицы уже изрыты воронками. По улице Хеересштрассе на запад тянулись войска, все новые и новые, шли и шли, ехали на лошадях, с ними двигалась артиллерия[6]. Мой взгляд задержался на совсем еще молоденьком ездовом, почти мальчике, с безмятежным лицом смотрящем куда-то прямо перед собой. Неужели вы выстоите против натиска врага? Да знаете ли вы, какое озлобление, какое кровопролитие вас ждет?
Поползли слухи, самые разные: немцы взяли Мемель [Клайпеду]. Да нет, наоборот, немцы уже в Мариямполе. Дома — полная неразбериха. Прибежал из информационного бюро доктор Цингхаус: да, враг наступает!
Вот он, значит, настал, тот момент, о котором мы последнее время только и думали, сотни раз обсуждали с друзьями и так ни разу и не поверили всерьез, что эта беда и вправду стрясется. Уже восемь лет национал-социализм, как привидение, преследует всех по пятам. Мы бывали в Германии не раз и неизменно замечали, как гибнут одни, тупеют и озлобляются другие, как ложный, призрачный социализм дурит людям головы, как оголтелый антисемитизм без тени милосердия перемалывает тысячи немцев, да, таких же немцев, как и все остальные жители Германии! Как их уничтожают только за то, что они по этой новой бредовой идее не «арийцы».
Немцы-граждане других стран[7] подхватили эту заразу. Мне довелось пережить, как мои коллеги из каунасской немецкой гимназии, ранее ретиво провозглашавшие себя демократами, тоже заразились этим вирусом массового психоза. Я проработала там десять лет, и все это время немецкие, еврейские, литовские, русские, польские дети сидели за одними партами, учились в едином школьном сообществе. Да и учителя были самых разных национальностей, и никому в голову не приходило, что может быть по-иному.
