Предисловие: «Чужая история…»
Мигеля Делибеса (родился в 1920 г. в Вальядолиде) не надо представлять русскому читателю: многие из его романов 40 — 70-х гг. — «У кипариса длинная тень», «Дорога», «Крысы», «Красный листок», «Пять часов с Марио», «Войны отцов наших» и другие — давно переведены на русский язык. Затем на какое-то время фигура Делибеса, классика испанской литературы второй половины ХХ века, лауреата множества литературных премий, — а за «Еретика» (1998) выдвинутого, было, на Нобелевскую! — оказалась заслоненной более «модными» авторами. Да и сама, закрытая для советского человека, а потому загадочно-притягательная Испания превратилась в место отдыха (а то и жительства) огромного числа русских. Выходит, мы теперь все об этой стране знаем, вдоль и поперек проехали! На самом деле, большая часть Испании, причем именно та, где зарождалась испанская нация, утверждало себя испанское государство, за исключением Мадрида и ближних к нему Толедо и Эскориала (так называется дачное место, где находится монастырь Сан-Лоренсо, воздвигнутый по повелению короля Филиппа II, правившего с 1556 по 1598 гг.), — а это весь север, и особенно северо-запад полуострова по линии, проходящей через Мадрид, — лежит в стороне от туристических троп.
Не часто заглядывают русские люди и в Вальядолид, город, бывший в первой половине XVI века и несколько лет в начале XVII столицей Испании (Мадрид окончательно утвердился в этом статусе с 1606 г.). Да и что там, в этом Вальядолиде, промышленном и деловом центре севера Кастилии, где нет всемирно известных шедевров архитектуры и особых природных красот, мы потеряли? Мы-то — ничего… Потеряли испанцы. Потеряли еще в середине XVI столетия возможность выбора исторического пути, который бы не завел страну в феодально-бюрократическую трясину, поглотившую и былое имперское величие, и материальные ресурсы, и надежды новых поколений… А ведь Испания эпохи императора Карла V [1] (включая подвластные ей богатейшие Нидерланды и юг Италии) обладала всеми возможностями для того, чтобы выбрать иной путь, стать во главе общеевропейского процесса обновления средневековых форм жизни. Именно вступающему на кастильский престол Карлу посвятил нидерландский гуманист Эразм Роттердамский (1469 — 1536) свой трактат «Воспитание христианского государя» (1516). И именно в Испании учение Эразма, которое часто именуют «христианским гуманизмом», получило в 20 — 30 гг. XVI в. наибольшее распространение. Вальядолиду — испанской столице эпохи правления императора Карла [2] — и посвятил Делибес единственный вышедший из-под его пера исторический роман.
«Еретик» вполне отвечает пушкинскому определению этого жанра — «историческая эпоха, развитая в вымышленном повествовании». Естественно, в нем выступают лица исторические и вымышленные. Исторические, как повелось со времен В. Скотта, — на втором плане. Таковым в «Еретике» является Агустин Касалья, собирающий в вальядолидском доме своей матери единомышленников, мечтающих о религиозном обновлении. В судьбе главного героя «Еретика», (естественно, лица вымышленного), потомственного вальядолидского купца Сиприано Сальседо, ставшего и основателем мануфактуры, и землевладельцем, причем, не просто вложившим в землю деньги и приобретшим взамен дворянское звание, но и думающим о том, как лучше эту землю возделывать, — Делибес шифрует свой ответ на вопрос, почему же Испания сделала исторический выбор, уничтоживший Сиприано и ему подобных.
Ключ ко всему — магическая дата рождения Сиприано, совпадающая с днем начала протестантской Реформации (1517). Роковая (исторически закономерная?) синхронизация двух разноплановых процессов: новые веяния в экономической, культурной и духовной жизни страны, шедшие как с Севера, из Нидерландов, так и из Италии, — расцвет испанского Возрождения! — и лютеровская Реформация, привлекшая к себе умы и души тех, чьими делами реально обновлялась испанская жизнь. Многие из них, подобно герою «Еретика», были из числа «новых христиан» [3], не принимавших формализма традиционного католицизма, не желавших доверять свои души развратным и лицемерным служителям Римской церкви и искавших свой — личный, личностный — путь общения с Христом. Другие, потомственные дворяне, аристократы (к ним в какой-то мере и на какое-то время примыкал и сам Карл) не желали делиться своей земной властью и земным величием с притязавшим на то же католическим клиром. О необходимости своей, католической церковной Реформы, которая стала бы достойным ответом Реформе лютеровской, действительно очистила бы Римскую церковь от налипшей на нее грязи, отбросила бы первобытные суеверия и пересмотрела бы сомнительные догматы, вроде учения о Чистилище, думали — вслед за Эразмом — многие образованные испанские священники (в романе Делибеса их представляет архиепископ Толедский Бартоломе Карранса). Наконец, в испанском простонародье с начала столетия то и дело возникали разного рода сектантские течения мистико-обновленческого толка. Выходцы из них также вливались в ряды «еретиков»… Все это, в конечном счете, испугало Карла, отрекшегося от эразмистских увлечений молодости, предавшего и себя, и Испанию в руки католической церкви, тут же начавшей громить «протестантские» гнезда на испанской земле. Тридентский собор (1545 — 1563), ознаменовавший начало Контрреформации, начал заседать еще в годы правления Карла, а завершился уже при его сыне. В 1556 — 1558 гг. по Испании прокатилась волна инквизиционных процессов, завершившихся сожжением на кострах наиболее упорствующих обновленцев.