Москва, Кремль
Директор музеев Московского Кремля Ирина Сергеевна Зарецкая очень ценила эти тихие ранние часы. Она любила приезжать на работу задолго до прихода подчиненных, когда каждый сделанный в полной тишине шаг гулко отдавался загадочным эхом в бесконечной паутине средневековых коридоров. А еще так можно было обмануть парализовавшие центр города пробки и спокойно поработать, не отвлекаясь на звонки, прием посетителей и прочую ерунду.
Отложив в сторону черновик своей речи на завтрашнем заседании попечительского совета, Ирина Сергеевна помассировала виски и бросила взгляд на настенные часы. До начала рабочего дня оставалось десять минут.
Зарецкая перевела взгляд на тщательно упакованный сверток, стоящий напротив ее стола. И хотя отправка древностей на реставрацию была делом привычным, Ирина Сергеевна всегда с трудом расставалась с экспонатами, даже зная, что это всего лишь на время. Будь на то ее воля, она бы предпочла все работы проводить непосредственно в Кремле, не подвергая уникальные произведения искусства вредоносным перепадам температуры и влажности, уж не говоря о разрушительном воздействии вибраций при транспортировке. В действительности же экспонаты приходилось отправлять в Государственный научно-исследовательский институт реставрации, или попросту ГосНИИР, где опытные специалисты кропотливо восстанавливали утраченные цвета и краски убеленных сединами шедевров, бережно залечивая шрамы, оставленные безжалостным временем на невинных ликах святых великомучеников.
Разумеется, Зарецкая прекрасно знала историю иконы, приготовленной к отправке. Когда-то она была любимой святыней русских царей. Сопровождала их в военных походах, поднимала на решающий штурм, утешала в минуту поражения. А в мирное время «Богородица» занимала почетное место на аналое в самом центре Патриаршего Успенского собора.
И так год за годом, век за веком. А потом икону стали понемногу забывать. Ее выносили все реже и реже, отдавая предпочтение другим образам.
«Любопытная вещь, — подумала Ирина Сергеевна. — Выходит, изменчивая мода распространяется не только на покрой юбок и длину волос, но и на святых? Рано или поздно они тоже изымаются из употребления подобно устаревшим фасонам».
Размышления Зарецкой прервал телефонный звонок. С проходной бодро сообщили о прибытии машины реставраторов. Директор машинально взглянула на часы. Восемь пятьдесят пять. Ранние пташки.
Лично встретив гостей у входа, Ирина Сергеевна пригласила их к себе в кабинет.
Оглядев прибывших, Зарецкая с улыбкой отметила, что оба молодых человека, согласно бумагам представлявшие отдел древнерусской иконописи, явно принимали свою работу близко к сердцу и не без гордости сигнализировали окружающему миру о своей профессиональной принадлежности посредством соответствующего дресс-кода. Один из них был одет в стилизованную под старину рубаху с расшитым воротом, другой щеголял в джинсовом комбинезоне, расписанном в русских народных мотивах.
Внимательно проверив бумаги, Ирина Сергеевна радушно предложила гостям чаю. Обладатель расписного комбинезона, судя по всему, бывший за старшего, слегка заикаясь, вежливо отказался.
Аккуратно расписавшись в книге приема-передачи ценностей и бережно погрузив груз в машину, реставраторы на прощание трогательно помахали руками через окно и отправились в обратный путь.
Улыбнувшись, атеистка Зарецкая трижды перекрестила удаляющийся фургон. На всякий случай.
Ближе к обеду Ирина Сергеевна проводила плановую еженедельную рабочую встречу с руководителями технических служб музея. Совещание пришлось прервать, чтобы ответить на настойчивый звонок телефона.
— К вам машина из ГосНИИРа, — снова сообщили с проходной.
«Отчего они вернулись?» — забеспокоилась Зарецкая и, извинившись перед подчиненными, зашагала навстречу реставраторам.
Вышедший из автомобиля человек в скучной серой робе услужливо протянул пластиковую папку с документами.
— Здрасьте! Извините, что припозднились. Мы за «Богородицей».
Зарецкая ойкнула и обеими руками схватилась за сердце.
А что, собственно, такое весна? Защитный психологический буфер, призванный избавить от шока приходящий в себя после почти что полугодичной комы город. И если осень можно сравнить с наркозом, гуманно купирующим фантомные боли по утраченному теплу и краскам окружающего мира, то весна — не иначе как таблетка «экстази». Или сразу горсть.
Дабы уберечь тело от возможных последствий естественнонаучных экспериментов, практикуемых в каждом втором клубе, можно просто-напросто раскрыть медицинский справочник и изучить список эффектов, которые эти цветные пилюли оказывают на человеческий организм. А выглядеть он будет примерно так: улучшение настроения, позитивные эмоции, обострение ощущений. Ну разве не те же самые чувства навевает начало мая?
Вот такими размышлениями Глеб Стольцев пытался отвлечь себя от дурных предчувствий. Все еще на нервах после вчерашней ссоры, он вышел из дома позже обычного и теперь, пытаясь наверстать упущенное, нервно бросал машину из ряда в ряд. Глеб давно дал себе зарок никогда не опаздывать на лекции. Особенно на свои собственные.
![Энигматист [Дело о Божьей Матери]](/storage/book-covers/45/45a5726e4dcce3dba3ed58975030392626ca80a4.jpg)
