Эксперт по убийствам

Лишь поздно вечером он наконец сел за стол и приготовился писать. За окном хмурое, серое небо постепенно, дюйм за дюймом, затягивалось. Темнота обволакивала, точно саваном, кусты в дальнем углу сада. Зима, по своему обыкновению, обезличивала все вокруг — все, доступное его взору. Холод безжалостно расправлялся с яркими, живыми красками. К утру подоконник покроется корочкой изморози.

Перед тем как выплеснуть на бумагу задуманное, он вылил в стакан последние капли виски и залпом осушил теплую влагу. Потом взял в руки лежавший перед ним на столе тонкий коричневый томик, и дом, вечно полный негромких, привычных звуков, словно из почтения к значимости минуты, затих. Он пролистал страницы, пока не добрался до нужных ему строк; эта фраза всегда казалась ему необычайно удачной, а сейчас — более чем когда-либо. Именно потому он ее и позаимствует. С горькой улыбкой не то сожаления, не то смирения он поднял ручку и, шевеля губами в унисон с каждым ложившимся на бумагу словом, принялся выводить: «Стать экспертом по убийствам не так уж и трудно».

Будь Джозефина Тэй человеком суеверным, то, узнав, что ее утренний экспресс опаздывает на полтора часа, она бы наверняка встревожилась. В шесть часов Джозефина ступила на платформу южного направления, пребывая в радостном возбуждении, которое обычно сопутствует посадке на отбывающий вскоре поезд. Однако все на платформе свидетельствовало о предстоящем длительном ожидании: свет в вагонах не горел, локомотив не подавал признаков жизни, а вдоль платформы громоздились горы багажа. Но подобно большинству представителей ее поколения, переживших войну и горечь утраты близких, она научилась не придавать значения мелким неприятностям, будучи уверенной, что технические неполадки с поездом ничем серьезным ей не грозят, если не считать утомительного ожидания в станционном буфете. И хотя именно в этот день произошло первое убийство, до следующего утра жизнь Джозефины оставалась совершенно безоблачной.

Когда она осушила третью чашку безвкусного кофе, поезд, похоже, был уже готов к отправке. Выйдя из теплого битком набитого буфета, Джозефина двинулась к вагону; по пути она заглянула в маленький пристанционный киоск и купила вчерашнюю газету «Таймс» и плитку шоколада «Фрай». Несмотря на задержку поезда, Джозефина, устроившись в купе, сразу почувствовала приятное возбуждение — еще несколько часов, и она будет в Лондоне.

Замысловатой формы станционные часы показывали четверть девятого, когда поезд наконец покинул платформу и медленно покатил по сельской местности. Джозефина откинулась на спинку сиденья, и под легкий стук колес все ее утренние разочарования окончательно рассеялись.

Джозефина сняла перчатки, вынула носовой платок, протерла мутное стекло и с удовольствием смотрела на то, как разгорающийся свет понемногу вливает силы в холодный мартовский день. Зима в этом году в общем-то не доставляла много хлопот. Не было, слава Богу, тех затяжных метелей, что в прошлом году временами парализовали движение на железной дороге, когда ей и многим другим пассажирам приходилось проводить ночи напролет в залах ожидания. Ей часто приходилось наблюдать, как для расчистки путей присылали снегоочистительные машины, которые на полной скорости врезались в сугробы и вздымали в воздух сорокафутовые столбы снега.

Вздрогнув при одном воспоминании об этом, Джозефина развернула газету и в рубрике книжных обзоров с изумлением обнаружила, что Общество детективных романов рекомендует для чтения повесть «Мистер Мант продолжает свое дело», от которой волосы на голове встают дыбом. «Да они ее, наверное, и не читали», — подумала Джозефина. Сама она как-то попыталась прочесть этот детектив и пришла к выводу, что «продолжение» мистера Манта абсолютно не стоит семи шиллингов и шести пенсов, которые пришлось заплатить за книгу. Наконец она добралась до театральной рубрики, умышленно отложенной ею напоследок, и, прочитав, что ее «Ричард из Бордо» стал самой успешной пьесой сезона и теперь идет в Лондоне последнюю неделю, мысленно улыбнулась.

Поезд продвигался на юг, непринужденно бороздя четырехсотмильные просторы лугов и пахотных земель. Джозефина заметила, что весна в Англии наступила в этом году рано и уже успела придать сельской местности некую мягкость, что особенно ощущалось после угрюмых шотландских пейзажей. Обозревать окрестности из окна вагона — ощущение, ни с чем не сравнимое, подумала она. Разве можно сопоставить эту широту обзора с тем, что удается увидеть из тесного салона автомобиля? Она полюбила поезда еще со времен молодости, когда в каникулы исколесила каждый дюйм одноколейной дороги между Инвернессом и Тейпом. Даже теперь, спустя двадцать лет, Джозефина, покидая Шотландию, обязательно вспоминала, как вместе со своим любимым объездила на поезде всю горную Шотландию, каждое утро отбывая со станции Девиот по новому маршруту. Когда через год разразилась война, а мир, по крайней мере для нее, навсегда переменился, воспоминание о том времени оставалось неизменно прекрасным, похоже, останется таким навсегда.

Правда, сейчас, неожиданно став знаменитостью, Джозефина почему-то не так отчетливо воссоздавала в памяти картины своей молодости. Хотя даже после тринадцати месяцев и четырехсот шестидесяти представлений ее самой популярной в Лондоне пьесы вкус славы был ей все еще непривычен. «Ричард из Бордо» принес успех, от которого оказалось не так просто укрыться, она же всегда ощущала необходимость в уединении. Поэтому ей теперь было неуютно и в столичном Лондоне, и в провинциальном Инвернессе, а вот в дороге между этими городами, в течение нескольких бесценных часов, проведенных в купе, Джозефина чувствовала себя никому не известной семнадцатилетней девушкой, и ей казалось, что она твердо знает, чего хочет от жизни.