Егеренок

Художник Г. А. СКОТИНА

Герои этой повести — школьники лесного заволжского села — заняты ответственным и благородным делом: они помогают егерю охранять богатейшие природные богатства своего края. Много сил приходится потратить егерю и его маленькому сыну Ромке Хромову, бойцам Пионерского дозора, много опасных приключений пережить, защищая птиц, зверей, обитателей озер и рек от браконьеров, от пагубного равнодушия к природе иных сельских жителей.

— А чтоб тебя, проклятущего, волки слопали! Чтоб тебе сдохнуть на месте! Понаехали тут паразиты на нашу голову, ни людям, ни скотине покою нет!

Ромке с трудом удалось поймать Руслана и посадить на цепь у крыльца. Гончар обозленно тявкнул, рванулся было на ступеньки, но цепь не пустила.

На крик Матрены подошли соседки, загалдели, замахали руками, и хотя теленок давно мирно терся лбом о столб у ворот, попреки Руслану и егерской семье долго еще не утихали.

На крыльцо вышел отец.

— Что, опять Руслан бедокурит? Да ты на цепь-то его вечером сажал?

— Не знай, вроде бы сажал.

Ромка и правда забыл вчера про Руслана, не до него теперь: пришла настоящая весна. Май уже вырастил на улице зеленую траву и теперь торопится окутать деревья кружевом листвы. Скоро конец учебного года, в школе прибавилось забот, учителя спрашивают и спрашивают на каждом уроке.

А тут еще в лесах и на болотах, по берегам озер и на закрайках лугов побелели, чистым снегом окутались деревья, да и в селе, что ни шаг, то припорошенное седой метелью дерево: черемуха расцвела.

Жмурясь от солнца, отец развел руки, на них вздулись бугры мускулов.

— Эх, Ромка, черемухи-то сколько! — он понюхал воздух, покрутил головой. — Запах-то, запах! Ну и цепкое к жизни это дерево. Каждую весну калечат его из-за цвета так, что другое давно бы зачахло. А черемухе ничего не делается, только сильнее курчавится с каждой весной на радость людям.

Село раскинулось на высоком берегу огромного озера, поэтому с крыльца хорошо видна вся Лыковщина — озерно-болотистый край. Слева и сзади село обступали вековые, уже в километре от околицы непролазные леса. И так до самой поймы реки Линды. Много в этом краю и дичи, и рыбы, и грибов, и ягод. Даже бобры, завезенные сюда в двадцатых годах, расплодились в благодатных угодьях, и теперь их колонии можно встретить без труда, если пробраться в глубь болот.

Свежий ветер с озера забирался под рубашку, холодил живот и грудь до озноба. Ромка поежился, но все же плеснул, по примеру отца, себе в лицо ледяной водой из рукомойника и крепко растерся полотенцем.

— Садитесь завтракать, мужики! — донесся с кухни голос матери.

Отец взялся за ручку двери.

— Айда, Ромка, навертывай побыстрей да за уроки. А мне на озеро надо наведаться, и так не успеваю. Великовато хозяйство для одного егеря…

Ромке не хотелось уходить с крыльца. В это утро радовало все: и встающее над озером в розовой рубашке солнце, и цветенье черемухи, и посвист утиных крыльев в студено-сиреневом небе.

Однако и отец не пошел в избу. Он облокотился на перила, хмуро посмотрел в сторону мощенного булыжником шоссе. Ромка тоже посмотрел туда. От озера по глинистому съезду к шоссе поднимались трое.

— Пап, опять они. И Сафонов, смотри.

Ромка хорошо знал всех троих. На шаг впереди приятелей тяжело ступал грузный Мордовцев, опоясанный поверх ватника широким кожаным ремнем с медной пряжкой. У него на плече лежала связка удочек. Выбравшись на ровное место, он положил удочки на траву, достал клетчатый платок и, сняв черную барашковую кубанку, стал вытирать бритую голову.

За Мордовцевым с двумя корзинками наперевес и сачком в руке взобрался на бугор нескладный парень в военных брюках, солдатском бушлате и артиллерийской фуражке с черным околышем. Это был Николай Кудрявцев, которого в селе иначе не называли, как Колька-шофер.

Третий — приземистый и широкий, как кряж, в резиновых рыбацких сапогах и брезентовом балахоне с капюшоном — Сафонов Алексей, колхозный плотник. В корзинке у него, конечно, тоже рыба. Подозрительно богатый улов.

Ромка заметил, что и отец привычно обшарил взглядом корзинки, удочки. Как будто бы все в порядке, запрещенных орудий ловли нет.

Первым подошел и поздоровался Мордовцев. Он ласково кивнул отцу, убрал платок в карман и достал пачку папирос.

— Садись, братва, отдохнем малость. Закурить, Владимир Васильевич, не желаете?

Сафонов опустил тяжелую мокрую корзинку, прикрытую сверху крапивой, у обочины шоссе, косо, по-звериному глянул из-под насупленных бровей, не присев, стал закуривать. Колька-шофер освободился от корзинок и повалился на траву.

— Ну, как, Владимир Васильевич, хлопотно, чай, с заказником одному-то? — Мордовцев пыхнул дымком, сплюнул табачную крошку. — И кто это надумал нашу Лыковщину заказником объявить? Да и что толку? Подумаешь, десяток лосей уберегут да сотню уток. Все равно, как улетят на юг, там всех переколошматят.

Ромка понял, что отцу не хочется в сотый раз объяснять значение государственного охотничьего хозяйства и роль заказника на лучших охотничьих угодьях в области. Мордовцев и его приятели отлично все это понимают, не маленькие.