Стоял тихий осенний вечер, когда доктор Валерик Сабантос, сидя за длинным столом в аудитории для семинаров на первом этаже корпуса «Мид Холл» Янктонского Технического Института, размышлял о том, как завтра общество будет шокировано сообщениями газет и телеграфных агентств. Они, скорее всего, выскажутся о том, что стихия, обычно милосердная, сделала ночную трагедию столь ужасной.
Сабантос был невысоким полноватым мужчиной с черными волосами, которые выглядели так, будто никогда не знали расчески. Его округлое лицо, излучающее детскую невинность, непременно оставляло у посторонних ложное впечатление, которое моментально рассеивалось, когда они слышали грубые шутки Сабантоса или ловили на себе тяжелый взгляд его глубоко посаженных карих глаз.
За столом сидело четырнадцать человек: девять студентов и пять преподавателей, во главе с профессором Джошуа Летчли, занимавшим место председателя.
— Теперь, когда все собрались, — начал Летчли, — я могу сообщить вам цель нашей встречи: мы столкнулись с необходимостью принять чудовищное решение. Мы… м-м-м… — Летчли замолчал, кусая нижнюю губу. Он понимал, какое впечатление производит здесь: высокий нескладный лысый человек в очках с толстыми линзами и неизменно виноватым выражением лица, которое он использовал в качестве защиты. Этим вечером Летчли особо ощутил неестественность такого образа. Кто бы мог подумать — кроме Сабантоса, естественно — какую смелость проявит это внешне безобидное собрание.
— Не останавливай их внимание на этом, — прошептал Сабантос.
— Да… м-да… мы с доктором Сабантосом собирались продемонстрировать вам кое-что сегодня вечером, но перед этим, мне кажется, мы должны подвести некоторые итоги.
Сабантос, удивленный тем, что могло бы отвлечь Летчли, оглядел стол и увидел, что присутствуют не все. Доктор Ричард Мармон опаздывал.
«Неужели он сомневается в чем-то и поэтому делает перерыв», — подумал Сабантос. Затем он понял, что Летчли старается выиграть время, до тех пор, пока Мармон не будет найден и приведен сюда.
Летчли почесал лысую голову. Профессору не нравилось находиться здесь, но его присутствие являлось необходимым. Было девять вечера, и дневная суета, царившая в Янктонском Техническом Институте, сменилась особой вечерней тишиной: наступило его любимое время для прогулок. Обычно Летчли бродил вокруг пруда, в котором жили лягушки, прислушивался к их кваканью и вздохам влюбленных парочек и размышлял о происхождении нашего бренного мира.
Постоянное покашливание и ерзанье собравшихся за столом дали понять ученому, что мысли унесли его слишком далеко отсюда. Многие знали об этом качестве Летчли. Он кашлянул. «Где шатается этот чертов Мармон? Почему его до сих пор не нашли?» — размышлял он.
— Как известно, мы предприняли определенные усилия, чтобы сохранить в тайне наши исследования, — продолжил Летчли, — также, мы попытались предотвратить слишком смелые размышления и широкую дискуссию. Мы собирались провести исчерпывающие испытания перед тем, как опубликовать результаты исследований. Все вы, как студенты, м-м-м… «подопытные кролики», так и профессора из Ученого совета факультета, были крайне отзывчивы. И все же известия о том, чем мы здесь занимаемся, просочились в общество, иногда в преувеличенном и искаженном виде.
— Профессор Летчли, — перебил Сабантос, — как вам кажется, насколько тяжело положение?
На лицах студентов, до этого явно боровшихся со скукой, появилось выражение заинтересованности. Старый доктор Инктон нервно закашлялся.
— Есть древняя малайская поговорка: «Если кто-то пытается толкнуть дикобраза, то он явно не в себе», нам следовало бы знать, о том, что дикобраз колючий, — сказал Сабантос.
— Спасибо, доктор Сабантос, — сказал Летчли, — на мой взгляд, сложилась крайне необычная ситуация: мы все должны участвовать в выработке решения, которое будет принято сегодня. Каждый из участников этого научного проекта оказался вовлеченным в него значительно глубже, чем обычно бывает в подобных исследованиях. Поскольку студенты-ассистенты до этого находились в неведении относительно некоторых вопросов, я думаю, доктор Сабантос, как истинный первооткрыватель эффекта ГП, введет вас в курс дела.
«Снова задержка», — подумал Сабантос.
— Открытие генетической памяти, или эффекта ГП, было случайным, — подхватил Сабантос, — мы с доктором Мармоном пытались найти гормональный метод удаления жировых отложений. Наш препарат № 105 показал отличные результаты на мышах и хомяках. Мы получили шесть поколений без видимых побочных эффектов. И тогда я решил проверить действие препарата № 105 на себе.
— Возможно, вы помните, что у меня было несколько лишних фунтов, — стеснительно заметил Сабантос.
Ответный смех дал понять, что ему удалось разрядить обстановку, ставшую напряженной после удручающего тона Летчли.
«Джошуа — глупец, — подумал Сабантос, — я предупреждал его, что нужно предать это опасное дело огласке».
— Когда я принял первую дозу препарата, было восемь минут одиннадцатого, — продолжил Сабантос, — стояло приятное весеннее утро, и я слышал, как класс Карла Кичра декламировал греческую оду. Через несколько минут я ощутил нечто эйфорическое, словно был немного пьян. Я присел на стул и начал декламировать вместе с классом Карла Кичра, размахивая руками в такт оде. Следующим, что я увидел, был Карл, который стоял в дверях лаборатории, в окружении нескольких студентов, выглядывающих из-за его спины. Я понял, что читал стихотворение слишком громко. «У вас прекрасный древнегреческий, — сказал Карл, — но все же не отвлекайте моих студентов».
