У него не было друзей, кроме Джризлика, и он уже привык к этому. Но сейчас слезы лились по его лицу, собираясь в левом уголке рта. Уже девять дней как его лучший друг не приходил к нему.
Вопреки собственному обещанию не затрагивать этой темы с семьей, он пытался расспросить о нем своих родных, но никто конечно не мог ему ничем помочь.
— Джэж, ты почти не ешь! — обвинила его мать.
Большая ложка, наполненная мутным пахучим варевом, снова и снова атаковала его губы. Часть еды попадала в рот, часть оставалась на ложке, а остальное размазывалось по губам и падало ему на передник, который заботливо прикрывал грудь.
— Джэж! — настаивала мать.
Она всегда свято выполняла то, что считала пользой для семьи.
Он послушно старался жевать и машинально сглатывал. Мысли его при этом были далеки от этой процедуры. Неужели его лучший друг, единственный друг, мог его просто так покинуть! Это невозможно. Значит что-то задержало его. Что-то или кто-то. На какое-то мгновение мелькнула мысль об убийстве. Да, его младший братец Джок грозился убить Джризлика, но было очевидно, что это не в его власти. К счастью или к беде, но Джризлик был невидим для всей семьи. И лишь он, Джэж, мог видеть и общаться с ним. Перед его глазами вновь встала картина их первой встречи…
— Опять о своем Джризлике думаешь, уродец? — открыв глаза, он увидел рядом со своим креслом Джока. У того на губах застыла приторная улыбка, но глаза были наполнены холодной враждебностью.
— Ну что, Джэж, давай лучше сыграем, — в том же тоне предложил Джок. Выставив указательный палец вперед, тот стал водить рукой перед лицом своего старшего брата. — Следи за моим пальцем, уродец, — прошипел Джок.
Этого то Джэж и боялся. Его младший брат был для него одной из самых крупных неприятностей. И все игры его он уже знал. Малолетний мучитель будет дразнить его пальцем, после чего резко и неожиданно проводить им перед глазами или тыкать в лоб. А когда Джэж будет вздрагивать, то братец будет восторженно ржать или злорадно хихикать. В зависимости от настроения. Надо не дать ему зайти так далеко.
— А…м-м-м… — попытался сказать Джэж, но ничего членораздельного выговорить у него не получилось. Всегда когда он нервничал, у него пропадал дар речи, и непроизвольно начинала трястись правая часть тела, та, которая не была парализована.
— Что, братишка, маму потерял? — гнусно ухмыляясь, проблеял Джок. — Так она пошла отмыть передник от твоей блевотины. А меня попросила проследить за тобой, что я с радостью и делаю.
Невольно смотря на самодовольную ухмылку братца, Джэж почувствовал тупое отчаяние, а мысль о потере Джризлика только усилила его. Слезы опять начали течь из глаз. Они наискось сползали по лицу, так как его голова из-за частичного паралича постоянно была склонена на левый бок. Он уже даже и не старался держать ее прямо.
— И запомни, уродец, — словно передразнивая, Джок склонил голову набок и приблизил свое лицо, — это я убил твою зверушку, твою выдумку, твоего Джризлика! Понял, ты, полоумный?
Когда же вернется мать! Слова брата рвали ему сердце, эмоции душили его, но тело не давало сделать то, что ему больше всего хотелось. А именно: встать и разбить эту наглую ненавистную морду! Только это не вернет ему его друга…
Послышалась тяжелая поступь матери. Несмотря на то, что на всех ее четырех копытах были надеты мягкие тапочки, она передвигалась чересчур шумно. Джок, услышав ее приближение, отодвинулся и стал мечтательно смотреть в окно.
— Ну что, дети, все в порядке, — мать встала на пороге кухни и оглядела братьев. — Вот и наш передник снова чистый. Ты ведь не хочешь больше кашки, а, Джэж?
Он судорожно замотал головой, а из горла вырвалось протяжное мычание. Изо рта потекли слюни.
Джок с показным отвращением покосился на своего старшего брата и отодвинулся. Это не укрылось от взгляда матери, но та, как обычно, ничего не сказала ему.
— Ну, Джэж, не надо так волноваться. Никто не станет тебя кормить насильно. — Она подошла и одним рывком усадила его в кресло так, чтоб он сидел прямо. — Ты ведь теперь уже большой. Завтра твой день рождения, помнишь? Тебе уже почти четырнадцать, и ты совершеннолетний.
— Джолли, а паспорт ему привезут домой или придется тащить его в департамент? — ангельским голосом спросил Джок.
— Какая разница, — резче чем обычно, отозвалась мать. — В любом случае отец сможет отвезти его на служебном каре. Так что тебе, Джок, беспокоиться не о чем! Поехали, Джэж, в твою комнату, может ты поспишь после обеда.
Она покатила кресло, в котором сидел Джэж. Единственное, что он мог сделать в этой унизительной ситуации — это закрыть глаза. Слезы уже кончились, но буря внутри и не собиралась униматься.
— Только не забудьте, что это и моя комната! — крикнул вдогонку Джок.
* * *
Больше всего он не мог терпеть семейные праздники. Мать вывозила его на середину гостиной, отец включал стереовизор, и они с дядей смотрели новости, громко рассуждая о политике. Двое его старших братьев (про себя он называл их Сиреневым и Фиолетовым из-за окраса их волос на голове) обычно сидели на балконе, периодически встревая в разговор. Балкон они считали своим летним кабинетом в то время, когда бывали дома. Три старшие сестры — болтушки-веселушки — с трудом высиживали официальную часть любых домашних мероприятий, после чего грациозно ускакивали прочь. Отца это всегда раздражало, но мать всегда была на стороне своих дочерей, и ему оставалось только скрежетать зубами из-за таких нарушений семейных традиций.
