* * *
Утром 21 октября 19.. года, на рассвете, по аристократической Медисон-авеню, спешил полисмен.
Погруженный в раздумье, он некоторое время шел наклонив голову, пока внезапно не остановился. Дверь одного из лучших домов элегантной улицы стояла распахнутой настежь. Было еще слишком рано, чтобы дверь могла раскрыть прислуга, выметающая лестницу. Кроме того, около дома не было видно ни одного человека и неудивительно поэтому, что полисмен остановился в недоумении. Он хотел убедиться, что открыла дверь, действительно, прислуга; кругом было все, по-прежнему, тихо.
Дом, о котором идет речь, стоял, как уже сказано, на лучшей улице Нью-Йорка, недалеко от Медисон-Сквера и по своему виду выделялся даже из роскошных домов этой улицы. Полисмен частенько во время ночных дежурств грезил о том, как хорошо живется, должно быть, обитателям этого палаццо.
Он был чрезвычайно поражен, увидев подъезд открытым, так как не мог припомнить, чтобы видел это раньше; напротив, дом стоял закрытым днем и ночью и казался необитаемым. Никто никогда не входил в этот дом и никто не выходил из него. Полисмен припомнил и то, что окна здания постоянно были завешаны тяжелыми занавесами. Только иногда случалось видеть на лестнице, ведущей к подъезду, мясника, булочника или зеленщика, но и с ними прислуга рассчитывалась, не впуская, даже в прихожую.
Если бы не эти торговцы, то можно было подумать, что дом давным-давно покинут жильцами.
Любопытство полисмена было напряжено. Он хотел посмотреть, не появится ли кто-нибудь закрыть дверь: сама собой она открыться не могла, значит, в доме были люди. Подозрение, что в доме не все благополучно, не пришло даже в голову полисмену.
Но, когда в течение четверти часа на пороге подъезда никто не появился, полисменом овладело беспокойство; он почувствовал, что что-то не ладно и захотел узнать в чем дело.
Быстро решившись, он вошел в подъезд и очутился в громадном сводчатом вестибюле.
Казалось, все было в порядке. Однако, могильная тишина, царившая в доме, невольно наводила на мысль о какой-то катастрофе и от этой мысли полисмен не мог освободиться, несмотря ни на какие доводы рассудка.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – громко закричал он.
Ответа не последовало. Минута проходила за минутой. Полисмен несколько раз повторил свой оклик и затем, полный страшных подозрений, выскочил снова за дверь на улицу и нажал кнопку электрического звонка.
Раздался оглушительный звонок, похожий на дребезжанье большого колокола, звук, способный разбудить самого завзятого сонливца, но в страшном доме этот гул не произвел никакого впечатления.
Тогда полисмен решил осмотреть дом, насколько это было возможно.
Перед тем, как снова подняться по лестнице, бравый полисмен обдумывал, что ему делать: попросить ли подкрепления, отправившись для этого в ближайшее полицейское управление, или осмотреть вначале самому и затем уже, если это окажется нужным, обратиться к помощи других.
Последнее казалось ему более правильным; он направился в вестибюль и поднялся по лестнице на первый этаж.
Прямо перед ним была портьера, широкими складками падавшая с потолка на пол. Полисмен отдернул портьеру и увидел за нею дверь.
Несмотря на то, что отважный полицейский далеко не обладал способностями сыщика, но и ему бросились в глаза стоявшие посреди комнаты три стула, причем взаимное положение их было таково, каким оно бывает, когда сидящие на стульях люди ведут между собой оживленный разговор.
Не менее бившим в глаза, являлось и то обстоятельство, что, несмотря на ясное утро, в комнате горело электричество. Над тремя стульями свешивалась роскошная люстра, а над письменным столом, стоявшим в стороне, протягивало свою бронзовую лапу изящное бра.
На столе лежала недокуренная сигара, валялась бумага, вставочки и карандаши.
Кресло, стоявшее перед столом, было отодвинуто в сторону.
Полисмен сообразил, что сидевший в кресле, очевидно, быстро вскочил и ногою отбросил его в сторону.
Блюститель порядка не решился идти дальше; он перешагнул через порог и остановился, окидывая глазами все углы комнаты. Снова прокричал он несколько раз и снова не получил никакого ответа.
Тогда он направился через комнату в противоположную дверь. Она вела в громадное помещение, занимавшее всю ширину фасада. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что это библиотека.
Все стены громадной комнаты были заставлены шкафами, битком набитыми книгами. Обстановку дополняло несколько стульев, кресло-качалка и письменный стол, заваленный целым ворохом газет и брошюр.
Ближе к двери с потолка спускалась электрическая лампочка на шнуре, а кресло-качалка было подвинуто таким образом, чтобы свет лампочки падал на книгу, которую мог держать человек, сидевший в нем. Лампочка еще горела, а на сиденье кресла валялась книга, корешком кверху. Очевидно, кто-то читал ее, затем был прерван в своем занятии, но намеревался скоро возобновить его. Все это полисмен тотчас же заметил.
Он не имел ни малейшего намерения сделаться сыщиком, раскрывать преступления и т. д. Единственное, что побудило его начать осмотр дома, было желание узнать причину, по которой дверь подъезда стояла распахнутой.
