Едва закрылась дверь за Махмудовым, хозяин кабинета нервно нажал ногой педаль сигнала, и тут же на пороге появился ухмыляющийся помощник.
— Что скалишься?.. — зло оборвал его секретарь обкома. — Налей скорее выпить — замучил, гад.
Помощник тенью скользнул за перегородку, где архитектор умело разместил комнату отдыха — там находился вместительный финский холодильник "Розенлеф".
Анвар Абидович вышел из-за стола и прошелся по просторному кабинету, обдумывая только что закончившийся разговор.
— Словно вагон цемента разгрузил, — сказал он мрачно и, разувшись, пробежал по длинной ковровой дорожке до входной двери и обратно несколько раз, потом бросился на красный ковер и долго энергично отжимался. Он гордился своей физической силой и, бывая в глубинке, охотно включался на праздниках в народную борьбу — кураш — и редко проигрывал: не растерял ловкости и сноровки, отличавших его смолоду. Отжавшись, он так и остался сидеть на ковре, только по-восточному удобно скрестил ноги; помощник поставил перед ним медный поднос с бокалом коньяка и тонко нарезанными лимонами — он понимал хозяина без слов. Выпив коньяк залпом, как водку, жадно закусил лимоном и сказал:
— Небось и ты издергался, все ждал: вот вбегу по звонку, а иноятовский зять на ковре ползает, слюни распустив, детей просит пожалеть…
Помощник, каким-то чутьем угадав желание хозяина, наливает бокал еще раз до краев, хотя ошибись — умоешься коньяком, да еще отматерит, скажет злобно: спаиваешь?
Анвар Абидович второй бокал пьет уже не торопясь, смакуя, — в чем-чем, а в коньяке он понимает толк и всякую дрянь не принимает, помнит о здоровье. Наверное, ему надоедает смотреть снизу вверх, и он приглашает помощника присесть рядом, приготовив и себе небольшую рюмку.
"Значит, понесло шефа на философию", — думает помощник тоскливо.
— Слез Махмудова сегодня не удалось увидеть ни тебе, ни мне. Крепкий мужик, побольше бы таких, а то уже неинтересно работать: не успеешь прикрикнуть — тут же в штаны наложат, дышать в кабинете нечем.
Осмелев после выпитого, помощник вставляет свое:
— Зачем мучились, изводили себя? Оформим дело, и концы в воду: и судья подходящий есть, и прокурор на примете, только и ждет, как бы вам угодить, а материалов у меня на всех припасено с десяток, на выбор, — и, довольный, громко смеется, обнажая полный рот крупных золотых зубов.
— Если бы я жил твоим умом, Юсуф, давно бы сам в тюрьме сидел, — говорит мирно хозяин кабинета и поднимается.
Помощник торопливо подает туфли, и, пока ловко завязывает хозяину шнурки, Анвар Абидович терпеливо объясняет ему:
— Если всех толковых пересажаем, кто же работать будет, область в передовые двигать, — с теми, за кого ты хлопочешь, дорогой мой Юсуф, коммунизма не построишь, век в развитом социализме прозябать придется.
Вернувшись за стол, он продолжает:
— А Махмудова не в тюрьму надо упечь, как ты предлагаешь, а к рукам умно прибрать следует. Хотя и трудное это дело, как я понял теперь, с характером, гордый человек. Тут ведь такая хитрая штука: нужно, чтобы он верой и правдой и нам служил, и государству. С обрезанными крыльями он мне не нужен, потому и не резон мне отбирать у него район. Да и народ, как я думаю, за него горой стоит.
Ты ведь знаешь: сам Акмаль Арипов не решается в открытую отнять у него какого-то жеребца, а за деньги тот не продает — подсылал аксайский хан подставных лиц. Большие деньги предлагал, а Махмудов ни в какую, говорит: не для утехи держу чистопородного скакуна, а для племенного конезавода, и, мол, цена ахалтекинцу — сто тысяч долларов. Акмаль уже год бесится, говорит: я ему пятьдесят тысяч наличными предлагаю, а он о ста тысячах для государства печется!
Анвар Абидович просит налить боржоми и, выпив, продолжает:
— А я всякий раз подзуживаю Акмаля, говорю: а ты приди к нему со своими нукерами, как ты обычно поступаешь, и забери коня бесплатно. Нет, отвечает мне Арипов, не унести моим нукерам, да и мне самому ноги из района Махмудова. Больно народ его любит, уважает, Купыр-Пулатом называет, пойдет за ним в огонь и воду. А ты, Юсуф, предлагаешь посадить такого орла, говоришь, нашел продажных судью и прокурора. Нет, народ дразнить не стоит, он знает, кто чего стоит…
Видя, что помощник приуныл, Анвар Абидович говорит примирительно:
— Не расстраивайся, Юсуф, посмотрим, чья возьмет: я тут кое-что придумал, не отвертится Купыр-Пулат, будет ходить в пристяжных. Бумагам, что ты добыл на него, цены нет, дорогой мой. — И, заканчивая беседу, добавляет: — Давай выпьем еще по одной, поеду-ка я после обеда отдыхать в одно место… — Приятная мысль, видимо, пришла ему неожиданно, и он хитро улыбается; улыбается и помощник. — Умаял меня твой Купыр-Пулат, — говорит секретарь обкома и разливает на этот раз коньяк сам: чувствуется, поднялось настроение. Выпив, возвращается к прежнему разговору — видимо, он крепко занимает его. — Если выйдет по-моему, подарю я махмудовского жеребца Арипову, вот уж обрадуется аксайский хан.
— А если не получится? — вырывается невольно у помощника — он чувствует момент для коварных вопросов.
Вопрос не ставит хозяина кабинета в тупик. Закрывая сейф, он небрежно роняет:
