Два мира и любовь

Два мира и любовь

Авторы:

Жанр: Поэзия

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 3 страницы. Год издания книги - 2016.

Арье (Юрий) Вудка живет со своей семьей в Израиле. Он пишет стихи и богословские труды, как на русском языке, так и на иврите. Первые годы пребывания в Израиле он работал инженером на одном из военных заводов Израиля, а теперь – преподаватель Торы и иврита. Этот человек, блестяще владеющий поэтическим русским языком, вжился в Священный Язык, который он пытается «спасти от накипи бескультурья».

В 1969 году Юрий Вудка был студентом в Рязани, когда милицейский стук в дверь прервал обычный ход его жизни на семь лет. Он был приговорен с тремя друзьями к тюрьме за сионистскую пропаганду. Свой срок он отбывал, в том числе, во Владимирской тюрьме. Именно там выкристаллизовалась его философия жизни.

Со дня приезда в Израиль Вудка выпустил несколько книг на русском языке и иврите. Подобно многим другим узникам Сиона, он обратился к жанру мемуаров. Не ограничиваясь лагерными историями, он также немало написал про "внутреннее очищение" и про "духовный рост за решеткой". Интересно, что на самые проникновенные места в его книге ссылаются некоторые каббалисты.

В лагере Арье сложил немало стихотворений, которые перевел в Израиле на иврит и издал вместе с переводами на иврит Мандельштама, Пастернака, Ахматовой и других любимых русских авторов.

Каким узлом Синай меня отметил?

И как настигнуть мост через века?

Царит над этой танковою степью

Его непостижимая рука.

Читать онлайн Два мира и любовь


Моя малышка! Пусть на твоем жизненном пути тебя естественно, как дыхание, сопровождают три столь тяжко обретенных мной достояния: Вс-вышний, Родина, Любовь.

За колючей проволокой

(Мордовия, Урал, Владимирский централ)


Владимирский централ


Недошедшим

Не той мы утробы,
Нам жить здесь нельзя:
Чужие сугробы,
Не наша земля.
С нас смоет кручину
Кинерет родной.
Чужбина, чужбина,
Пусти нас домой!
Надежда истлела,
Иссякло тепло,
И серое небо
На землю легло.
Душа улетает
На вечный покой —
Чужбина седая
Пустила домой.

Потоп

Вздымается пучины буйный демон.
Над гибелью – один ковчег святой.
Давно плывут акулы над Эдемом,
И небо перемешано с водой.
Когда лишь волны выли нам в ответ,
И не было опоры даже в вере,
Мне голубь нес оливковую ветвь,
Как весть о том, что есть на свете берег.
Пусть воет вал, отвыкший от преград,
И снова в борт гремит удар жестокий —
Страна моя встаёт, как Арарат,
Над водами вспенёнными порока.
И слабенький проросший стебелек,
Склонясь на непросохший скользкий камень,
Любуется, как радугу зажег
Вс-вышний светозарными мазками.

Бар Гиора

Себя запомнил он в борьбе.
Его скрутила сила злая,
И смерть готовит он себе,
Кулак от ярости сжимая.
Но как-то разом, как-то вдруг
С души спадает тяжкий панцирь.
С улыбкой смотрит он вокруг:
Неужто это душный карцер?
Как будто орды злобных туч
Пролились ласковою влагой,
И каждый камень, каждый луч
Забрезжил вдруг безбрежным благом.
Душа, испивши Б-жий свет,
Лазурней утреннего плёса.
Ей нет страданий, смерти нет,
И отовсюду счастье льётся.

«Умывалась заря в Иордане…»

Умывалась заря в Иордане,
И звенел, наполняясь, кувшин.
Выходил Гилеад на свиданье,
Одеяла снимая с вершин.
Беззаботно щебечет поляна
Под дыханием робким тепла…
О, родная земля Ханаана,
Не глазами я видел тебя!

«Консервы из немертвых тел…»

Консервы из немертвых тел.
Решетка. Круглое оконце.
Там тополиная «метель»
По синеве несется к солнцу…

«Бестрепетно сомкнулись веки встречные…»

Бестрепетно сомкнулись веки встречные.
Спокоен скрип небесного порога.
А у меня в запасе – веки вечные
И трубный рокот рокового рога.
Умчалась моя детская неистовость
В забытый мир, столь чуждый и огромный.
Над изголовьем ветер перелистывает
Страницы снега, времени и дремы.

«Почему я не там, где тревога…»

Почему я не там, где тревога,

Где восторг – невозможного грани,

Где Кинерет, как зеркало Б-га,

Ярко блещет в зеленой оправе?

«Суетой одуряющий город…»

Суетой одуряющий город
Бесконечно, привычно чужой.
Но горячее сердце нескоро
Обрастает незримой межой.
И тогда от троллейбусной давки,
От знакомых, толпы и бесед
В кафетериях, вжатых в прилавки,
Ты уходишь, как будто во сне.
За высоким кирпичным забором —
Позабытых могил уголок
И скамейка в тени, на которой
Я сидел после долгих дорог.
Наклоненные старые плиты
Затаили родные слова,
И Давида звезда на граните,
И повсюду – глухая трава.
И деревьев беседа лесная
Протекает, как день, не спеша.
Только там – почему, я не знаю —
До глубин отдыхала душа.

«И дыхание мерзнет в усах…»

И дыхание мерзнет в усах,
И над смуглым румянцем заката,
В синеве переходно-крылатой,
Заиграла звезда на весах.
Сосны черные в дальних лесах —
Сторожами на ясной полоске,
Догорающей тающим воском,
Замерзающей в звездных слезах.

«Да воспрянет Г-сподь в жуткой славе огня…»

Да воспрянет Г-сподь в жуткой славе огня,
Чтобы таяли горы, как воск,
И да слабость отпрянет, как тень, от меня,
Как вороний разбрызганный мозг.
И над гибнущим мраком труба в окоем
Заиграет, грозна и строга,
И восстану, и вспыхну разящим огнем,
Пожирающим сонмы врага.

«Чужбина, полная печалью…»

Чужбина, полная печалью,
Себя весельем не души!
В ненастье осени причалю,
В сосуд излюбленный души.
Там паутинка в небе бледном —
Как нить смертельной пелены,
И все леса огнем последним
Библейских строк опалены.
Прохладный сумрак освежает,
Он успокаивает боль.
И рваный ветер над межами
Лишь тучи гонит пред собой.
Земля средь влажного загара
Жиреет зреющим грехом,
Но медлит праведная кара
В долготерпеньи золотом.
И акварельных далей блеклость —
Окно прозрачности двойной,
И эта призрачная легкость —
До горизонта, в мир иной…

«Солнца соки влились в листья…»

Солнца соки влились в листья,
И закаты расплескались,
А дождей сырые кисти
Унесли небесный талес.
Как земля под стоны реи,
Все плывут воспоминанья.
Чувство жизни тем острее,
Чем дождливей и туманней.

Ленинград

Нева. Российский Иордан.
Разгул свинца, гранит угрюмый,
И неба северные думы,
И вечной слякоти дурман.
Одеты в северный наряд,
Наперерез дороге санной
Мечтой томительной и странной
Дворцы Италии стоят.
На всем – тяжелый полусвет,
Как будто тучи с пеплом слиты,
Как будто седина комет
Легла на сумрачные плиты,
И синева до дна испита,
И ярких красок вовсе нет.
Как бред, струение денницы
Сквозь мглу прокладывает путь,
И если руки протянуть,
За небо можно ухватиться.
Все эти каменные сказки —
Болотных мхов блаженный сон.
Невы разгул, капели звон,
И мира призрачные маски.
Какая тяжкая решимость
В бунтарке скованных равнин!
Какой размах, неудержимость
Неумолимой, злой волны!
Валы свинцового разгона,
Разверзнув твердь, влекут туда,
Где вместо труб Иерихона —
«Авроры» черная труба.

Мордовия

Опять леса забрезжили в тумане.
Ползет унылый, сумеречный день,
Где неба нет – лишь серый пар, как в бане.
Продолжить чтение
С этой книгой читают
Виткины байки

Книга реальных историй о моей бывшей жене Вите Байковой.

Прежде, чем умру

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Сердце льда

Мелисса де ла Круз – создатель культовых циклов «Голубая кровь» и «Ведьмы Вест-Энда» – представляет новую, не менее захватывающую историю!В мире, который пережил несколько экологических катастроф планетарного масштаба, наступила вечная зима. Мировой океан превратился в огромную свалку опасных отходов, небо навсегда затянули тучи, а звезда по имени Солнце осталась только в памяти старожилов. Наташа Кесталл – выродок, та, на кого охотятся федеральные власти. Но если странную метку на теле она может скрыть под одеждой, то глаза тигриного окраса так просто не спрячешь.

Великая Орда: друзья, враги и наследники
Жанр: История

Уже не новость, что официальная история России, примерно с XVII века, со времени установления «романо-германского ига» (князь Н. С. Трубецкой), сочинялась наподобие некоей сказки-страшилки, «черной легенды» (Л. Н. Гумилев).Известно, что сей курс истории, сконструированный в основном иностранными историками-сочинителями, описывает предков большинства современных россиян и граждан стран СНГ – особенно русских и татар – как правило, в крайне неприглядном виде, а представителей западноевропейских стран изображает в основном как «положительных героев».Понятно, почему получилась у нас, россиян, подобная «история»: ведь ее, по сути, сочиняли продолжатели дела средневековых католических миссионеров – чужестранных политических агентов – для удобства осуществления своеобразной колонизации территорий Евразии, «которая до XVIII века в трудах европейских географов называлась Татарией» (Л. Н. Гумилев)…Но, как увидим в этой книге, очень многое выдает авторов Черной легенды – далеко не все удалось им сокрыть и «вычистить» из истории нашего Отечества…

Другие книги автора
Московщина
Автор: Арье Вудка

…Родившись, я тут же заорал так, что сбежался весь роддом. Я не был больным ребенком, наоборот, скорее напоминал монгольского батыра. Сбежавшиеся в большинстве своем дивились моему уродству, невероятно узким и раскосым щелочкам глаз. Зато тело было крепким. В отличие от прочих младенцев, я почти не спал, а все время орал, оглушительно и беспричинно. Заканчивал свой крик каким-то особым завыванием. Долго потом, в мальчишескую пору, у меня был ненормально большой пуп, который я тогда накричал. Что было в этом крике – знак или предчувствие?