Летние сумерки медленно опускались на Симбирск. Угнетающая июльская духота отступала, уходила куда-то за речку Свиягу. Изнуренные жарой горожане привычно потянулись на Новый Венец. Здесь, в тенистой аллее, на высоком холме над Волгой, ветерок слегка шевелил листья деревьев и приносил хоть какую-то прохладу. Несмотря на тревожные времена, на стрельбу по ночам, на страшные слухи о бандитах, о наступающих белочехах, аллея наверху была заполнена гуляющими.
Проплывали светлые платья барышень из «порядочных» семей, сопровождаемых студентами в куртках внакидку, гимназистами в лихо заломленных форменных фуражках. У одной из скамеек столпились девушки в цветастых ситцевых кофточках — портнихи с первой в городе государственной швейной фабрики. Устало шаркая огромными пыльными сапогами, прошел высокий длиннобородый дядька в косоворотке и плотном, темном, несмотря на жару, пиджаке. За ним парни с гармошкой, в военных гимнастерках, в пиджаках, подпоясанных ремнями, — рабочие заволжского завода, добровольцы красных отрядов. Под руку с женой важно прошествовал известный в городе врач Николай Николаевич Сазонов…
На всю эту публику рассеянно посматривал белобрысый паренек, одиноко сидевший на скамейке невдалеке от повисшей над крутым обрывом беседки.
Время от времени он приподнимался, высматривая кого-то в аллее. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение. Не увидев, кого ждал, он снова садился на скамейку и равнодушно переводил взгляд с толпы на раскинувшуюся внизу величественную панораму, освещенную последними лучами заходящего солнца, — на Волгу с переброшенным через нее мостом, на зеленый Попов остров, на темнеющие вдали дома большого села.
Вскоре стало почти темно.
— Молодой человек, разрешите присесть рядом с вами, — услышал он вдруг над собой мужской голос.
Паренек с досадой взглянул на подошедшего: невысокий, рыжеволосый, в темной накидке. Словно не заметив недоброжелательного взгляда, мужчина спокойно уселся рядом и стал обмахиваться соломенной шляпой:
— Ф-фу! Ну и жарища! Вечер, а никакого облегчения…
Паренек не проявил желания поддерживать беседу. Но незнакомца это нисколько не смутило.
— А я вас знаю, — заявил он вдруг, внимательно оглядывая соседа сверху вниз, словно его очень заинтересовали его рубашка и защитные галифе, туго перехваченные внизу короткими зелеными обмотками.
— Я с вами не знаком! — отрезал паренек и, приподнявшись, снова нетерпеливо посмотрел поверх голов гуляющих в конец аллеи.
— Ну-ну, молодой человек! Нельзя так грубо, я же старше! И напрасно вы сердитесь, я вас действительно знаю. Вы Андрей Ромашов, курьер из ЧК. Так ведь?
Парень взглянул на незнакомца, на этот раз с изумлением. Кто такой? Кажется, он раньше где-то видел этого рыжеволосого человека. Но где, когда? Что ему надо?..
— Вот видите, — продолжал тот, усмехаясь. — Наконец-то вы обратили свое благосклонное внимание на мою скромную особу. А между тем у меня есть к вам интересное дело. Весьма…
— Нет уж, — поднимаясь, ответил Андрей. — Вы меня извините, но мне надо идти. К тому же… Не знаю я вас…
— Напрасно вы так. Мы ведь с вами действительно знакомы, правда, заочно.
— Это как же? — спросил Андрей, снова опускаясь на скамейку. Может, стоит еще подождать Наташу? К тому же занятно: где же они с этим человеком встречались?
— Да вот так! Вы ведь хотите стать актером? А я режиссер. Недавно приехал из Самары. Может, слышали? Собираюсь тут театр организовать. Губисполком уже дал разрешение. А когда я стал расспрашивать о способных для нашего дела людях, мне вас назвали и даже издали показали… Внешние данные у вас есть…
Гм, режиссер, тот самый… Может, и правда где-то он его видел, и, кажется, не раз… В исполкоме, наверно? А вдруг этот человек — его судьба и осуществится давняя мечта играть в театре! Интересно, надо с ним поговорить. Но как же Наташка, что с ней случилось?..
— Вы, очевидно, кого-то ждете? — словно угадав смятение Андрея, снова нарушил молчание незнакомец. — Смотрите, стемнело уже. Видно, не явится ваша пассия… Женщины — народ неверный, легкомысленный! — Он помолчал. А мне почему-то кажется, я даже уверен в этом, что мы с вами подружимся, заговорил он снова. — Кстати, у меня есть к вам, так сказать, просьба личного характера. Да что мы? Народу здесь многовато, побеседовать нам как следует не дадут. Может, спустимся пониже? О, вы, я вижу, струсили, юный Нат Пинкертон? — воскликнул он, заметив колебание парня.
— Ну вот еще, чего мне трусить! — пробасил Андрей, поднимаясь.
Он еще раз осмотрелся: нет, не видно Наташи… Теперь-то уж наверняка не придет — действительно совсем стемнело.
— Пойдемте. — И он решительно, не оглядываясь, зашагал вниз.
Когда они ступили на пустынную, обсаженную кустарником дорожку, снова раздался хрипловатый голос режиссера:
— Вот сюда, мой юный друг, сюда. Здесь удобная скамеечка, прямо прелесть…
Андрей почувствовал, как его мягко, но настойчиво тянет вниз рука незнакомца, и опустился на невидимую в темной пахучей влаге густого кустарника низкую скамейку. И тут его вдруг охватила тревога. Черт-те что! Какой-то странный тип, утверждает, что режиссер, и знает его, даже знает, где Андрей работает, а он-то и размяк и, как баран, идет за ним в темноту, в безлюдное место. Еще кокнет его тут — сколько уже раз было с другими… Андрей машинально нащупал в кармане наган.
