Августовский день выдался знойным, раскаленный воздух мелкими волнами плыл над полем. И хотя тени косматых верб уже вытягивались на восток, все еще было душно. Дорога через торфяное болото, по которой немецкий ефрейтор гнал деревенского паренька и раненого красноармейца, была настолько выбита копытами лошадей и колесами телег, что настил ее торчал сухими острыми щепками. Высохшее за лето болото горело, едкий дым стлался низко над ним. Высоко вверху, поблескивая на солнце черными перьями, пролетали вороны. А вокруг — тишина. Только у парня за спиной лязгали две железные коробки да глухо стучал подкованными копытами конь, на котором ехал конвоир.
Миновав полосу дыма, ефрейтор удобнее уселся в седле и начал напевать какую-то песню. Паренек поднял голову и глянул вперед, где густые ряды верб сливались в сплошной косматый вал, врезавшийся в высокий темный лес. Верхушки елей сплетались в замысловатый орнамент на фоне голубого неба.
Во время зимних каникул парнишка вместе с отцом приезжал в этот лес и потому знал, что где-то недалеко должна быть река.
— Скоро дойдем до воды, там напьемся, — вполголоса сказал он красноармейцу.
— Не смогу, — ответил тот и, прижав ладонью окровавленную гимнастерку к правому боку, опустился на трухлявый пенек.
Парень остановился, снял коробки.
— Вставай, дойдем…
— Ауфштеен! — гаркнул ефрейтор, направляя коня на красноармейца. Конь встал на дыбы. Повернувшись, конвоир взмахом руки приказал юноше поднять раненого, и тот послушно подхватил спутника под мышки.
— Дойдем до реки, напьешься, и станет легче, — уговаривал бойца паренек.
Красноармеец отрицательно покачал головой:
— Нет, браток, худо мне… Все равно погибну… Глаза почти не видят, сапоги полны крови…
Однако, стиснув зубы, он все же поднялся и зашагал рядом с юношей, успев шепнуть:
— Дойдем до леса — убегай…
Парнишка не сразу понял смысл этих слов, и все же сердце его забилось чаще. «Я убегу, а что с ним будет? — мелькнула мысль. — Он же погибнет!» Как бы ожидая ответа, глянул на красноармейца, все еще прижимающего бок ладонью, на которой, поперек набрякших жил, запеклись темные полоски крови, и негромко сказал:
— Зачем бежать? Он нас куда-нибудь да приведет, а там тебе перевязку сделают.
— Слушайся меня, — поморщился от боли боец.
Юноша промолчал. Ефрейтор по-прежнему напевал себе под нос.
Вот и лес. На придорожных соснах, ободранных автомашинами, поблескивали похожие на слезы капли смолы. Высоченная сосна, срезанная снарядом, почти перегородила дорогу. Подходя к ней, красноармеец оглянулся. И вдруг ухватился обеими руками за корень, торчащий из земли, и изо всех сил рванул его. В тот же миг грянул выстрел. Паренек бросился бежать, но ее успел свернуть за сосну, как над головой его захрапел конь.
— Хальт! — взревел ефрейтор. Юноша остановился. Лежа на земле, так и не выпустив корень из рук, красноармеец судорожно вздрагивал.
— Фашист, гад! — вырвался у паренька отчаянный крик. Повернув голову, немец с видом победителя цыркнул сквозь зубы слюной на затихшего пленного и махнул рукой, приказывая парню идти дальше.
Под вечер они добрались, наконец, до деревни Галы. На окраине ее, возле гумна, под большой дикой грушей стояла палатка. В палатке потрескивал радиоприемник. Оставив пленного во дворе, конвоир вошел в гумно, где, сидя вокруг стола, немецкие офицеры играли в карты. Ефрейтор вытянулся и отрывисто заговорил, но никто не обратил на него внимания, Только один из игроков, седой подполковник, время от времени поглядывал на ефрейтора, потом бросил карты и вышел из гумна. Натянув на руки перчатки, подполковник подошел к юноше, взял его за подбородок и заглянул в глаза.
— Умный, как это у вас говорят, морда… Как зовут?
— Володя, — ответил паренек.
— Волёдиа, — повторил офицер. — Откуда пришель? Где есть твой дом?
— В деревне Дубовая Гряда.
— А-а, Вольдемар, Вольдемар из Дубовая Гряда. Карашо.
Подполковник вошел в палатку и спустя минуту вынес топографическую карту.
— Значит, ты из эта деревня? — он ткнул пальцем в нанесенную синим карандашом черточку на карте. Володя присмотрелся к мелким буковкам надписи: «Дубовая Гряда».
— Ага, — кивнул он головой.
— Там большевистски зольдат, и ты бежаль сообщать о германски зольдат, так? — ссутулившись, офицер внимательно смотрел в глаза хлопцу.
— Я ничего никому не собирался сообщать.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— О, у меня дома такой сын, и зовут его тоже Вольдемар. Карашо. Иди туда, — подполковник указал рукой на широко распахнутые ворота гумна.
Шагнув в помещение, Володя не успел даже оглядеться, как двое солдат схватили его, втолкнули в темный закут и плотно прикрыли дверь, привалив ее чем-то тяжелым. Несколько минут парнишка стоял неподвижно, не решаясь сделать и шагу.
— Проходи, не бойся! — послышался из темноты чей-то голос.
— Я не боюсь, но ничего не вижу.
— Это со света. Проходи сюда и садись.
Юноша ощупью добрался до незнакомца и опустился на холодный ток. Начались расспросы: за что схватили, где, когда…