Первый черновик романа был написан в нашей крошечной прачечной в доме, где я жил со своей женой и тогда еще новорожденным сыном. Как и все новоиспеченные родители, мы мало спали и были постоянно напряжены. И все же каждое утро, иногда час, иногда полтора или два, Фиона занималась Давидом, пока я работал над созданием еще одной страницы, которая бы присоединилась к стопке на моем пошатывающемся столе. После, когда рукопись была закончена и напечатана, Фиона прочла ее и высказала свое мнение. Дважды. На тот момент я не был так глубоко благодарен ей, как следовало бы. И без поддержки моей жены эта книга никогда бы не была выпущена. Спасибо, любимая.
Как только роман был закончен, его прочло много людей: мой младший брат Роб, Джон Джозеф Адамс, Кит Бадовски и Хелен Пилиновски, – все они высказали слова поддержки и одобрения, в которых я зачастую очень нуждался. Первой части романа пошли на пользу точные критические замечания писательского кружка Уолкилла, в который входят Бретт Кокс, Хайнц Инсу Фенкл, Розеда Молина, Вероника Шанос и Роберт Во (и его жена Каппа, обладающая ангельским терпением). Благодаря их безжалостным комментариям, в книге стало на пятьдесят процентов меньше точек с запятой.
Этот роман был своеобразной передышкой от написания другого произведения. Когда я осознал, что текст, запланированный изначально как новелла, превращается в целый роман, мой агент, Джинджер Кларк, без колебаний приняла подобные изменения, несмотря на то, что они в корне меняли наш намеченный план работы. Джинджер боролась за эту книгу с самого начала, и во многом благодаря ей вы и читаете сейчас эти слова.
Найти дом для этой книги было непросто: любителям жанра ужасов не нравились литературоведческие вставки, а литературоведам пришлись не по вкусу ужасы. Джереми Лассен из издательства Night Shade Books прочел роман, понял и высоко оценил то, что я в него вложил, и приобрел рукопись. Было бы преуменьшением сказать, что я благодарен ему, особенно потому, что Night Shade Books публикует работы таких прекрасных писателей, как Лэрд Баррон, Грэм Джойс, Джоэл Лейн и Люциус Шепард. Приятно видеть себя в одном ряду с такими именами. Я также в долгу перед Россом Локхартом за то, что он терпел мои безумные требования.
Моя семья – мои сыновья Ник и Давид, моя мама, мои братья и сестры (родные и двоюродные), племянники и племянницы – не переставая оказывали значительную поддержку. Дружба с Лэрдом Барроном, Майком Циско, Сарой Лэнган и Полом Тремблей также оказала большое влияние на роман. За последние годы я слышал добрые слова и от более известных писателей, среди которых Брайан Эвенсон, Джеффри Форд, Элизабет Хэнд и Люциус Шепард. И за это я им очень признателен.
И, наконец, это ты, читатель; кем бы ты ни был, ты уделил мне свое время и внимание – два самых ценных ресурса. Без тебя этого романа быть не могло, и я благодарен тебе за это. А теперь возьми меня за руку, и я постараюсь предложить тебе взамен нечто достойное.
Образ сестры, неподвижной в своем кресле у огня, преследовал меня днем и ночью. Мысль, что ее место в кухне опустело, просто не укладывалась в голове; и хотя последнее время я почти не думал о ней, теперь мне постоянно чудилось, что она идет мне навстречу по улице или вот-вот постучит в дверь. Даже в нашу квартирку, с которой она уж никак не была связана, вошла пустота смерти, и мне постоянно мерещилось то лицо сестры, то звук ее голоса, словно она была жива или при жизни часто здесь бывала.
Чарльз Диккенс. Большие надежды
Думая только об одном, он по-прежнему видел перед собой одно безжалостное чудовище. Все предметы взирали мрачно, холодно и мертвенно на него, а он – на них. Во всем он находил напоминание о своем горе. Все, все без исключения выступало, бессовестно торжествуя над ним, и раздражало и задевало его гордость и ревность, какую бы форму ни принимало, – и сильнее всего, когда оно разделяло с ним любовь к его умершему мальчику и память о нем.
Чарльз Диккенс. Домби и сын
– Все меня спрашивают, что я думаю о том, что случилось с Роджером, – сказала Вероника Кройдон, – и, если в ту же секунду я не даю ответа, все с радостью начинают предлагать собственные варианты. Может, у него случился инфаркт во время прогулки? Как будто у полиции не было подобной версии, и все эти обширные поиски в лесу устраивались просто так. Как будто в шестьдесят пять сердце превращается в бомбу замедленного действия. Если не инфаркт, то, наверное, инсульт или какая-нибудь аневризма. Как будто это не Роджер пробегал каждый день пять миль и выглядел на двадцать лет моложе. Уж мне ли не знать.
Она передала мне вымытую тарелку, которую я вытер полотенцем. Я ответил:
