Дом над Онего

Дом над Онего

Авторы:

Жанр: Современная проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 64 страницы. Год издания книги - 2012.

Эта часть «Северного дневника» Мариуша Вилька посвящена Заонежью. Не война, не революция, и даже не строительство социализма изменили, по его мнению, лицо России. Причиной этого стало уничтожение деревни — в частности, Конды Бережной, где Вильк поселился в начале 2000-х гг. Но именно здесь, в ежедневном труде и созерцании, автор начинает видеть себя, а «территорией проникновения» становятся не только природа и история, но и литература — поэзия Николая Клюева, проза Виктора Пелевина…

Читать онлайн Дом над Онего


Чаша

Склоняюсь над Онего —
чеканщик кропотливый над серебряной чашей
каждую веточку тополя за окном
должен выгравировать и зачернить
каждый валун на берегу отметить
и каждую камышинку штихелем тронуть
и теплую гладь воды отполировать
а затем всколыхнуть ее следом нырка
пенку шуги побаюкать на осенней волне
словно спину серого сома
и прикрыть вуалью дождя острова на горизонте
и большое пятно белой тишины очертить
(утаив то, о чем она умалчивает...)
и плеснуть меж льдин полоской живой воды моросящей светом
и блики весенней ряби точными движениями процарапать
и рыбацкие лодки на этой ряби выжелобить.
И наконец собственную тень оставить
в правом нижнем углу.

Дом над Онего

2003–2005

Мир протекает сквозь тебя, словно вода, одарив на мгновение своими красками. А затем отступает, и вот ты вновь наедине с той пустотой, которую несешь в себе.

Николя Бувье

I

Конда, 1 сентября 2003

После долгого молчания я будто вынырнул из глубин Онего, оставив в его изумрудном полумраке безмолвных призраков.

Генрих Эльзенберг[1], один из тех авторов, с которыми я никогда не расстаюсь, записал 5 мая 1936 года в своем дневнике, что реальность, пережитая индивидуально и не отраженная в сознании другого человека, не существует.

Быть может, творчество и есть один из способов упрочить собственную реальность?


2 сентября

Прежде всего объясню в нескольких словах, почему мой дневник надолго исчез со страниц газеты «Жечпосполита» [2].

Так вот, весной прошлого года — едва начал таять лед — я перебрался в другую точку России. Прожив десять лет у полярного круга, покинул Белое море — Соловецкие острова — и поселился на берегу Онежского озера, в старом бревенчатом доме в деревне Конда Бережная.

Причин тому три.

Во-первых, в последнее время на Соловках сделалось шумновато (туристы, бизнес, политика), а я люблю тишину, о которой отец Людовик (Томас Мертон[3]) говорил, что пока мы не научимся ее слушать, не сумеем сказать ничего существенного.

Во-вторых, тему Соловков я исчерпал, а в качестве жизненного пространства острова исчерпали себя сами.

В-третьих, я полюбил Карелию, ее глаза цвета Онего и таящуюся в них глубину, и вдруг понял, что быть в двух местах невозможно. В двух местах можно лишь бывать.

Поэтому я и поселился в Заонежье.

В моей жизни изменилось многое:

вид из окна (теперь по утрам я заглядываю в Онего) и запахи во дворе (вместо ламинарии пахнет дикой мятой);

рыба на столе (вместо трески или сельди — лосось, палия, форель) и гости за столом (чаще местные мужики, чем польские туристы);

отношение к орудиям труда (ноутбуку предпочитаю добрый колун) и к самому труду, ведь труд каменщика, как утверждал Александр Блок, не отличается от труда поэта.

Телевизор я не смотрю!

Радио не слушаю!

Газет не читаю!

Засыпаю не под шум Белого моря, а под шепот тополей и плеск Онежского озера. Второго по величине в Европе.

Словом — здесь я живу иначе. И чуть более неспешно.

Ведь вступать в картину за окном надо постепенно, чтобы уловить игру света на воде — в зависимости от времени года, облачности и часа. И запахи во дворе лучше постигать неторопливо, чтобы не трепаться об анаше, завидев обычную коноплю.

И с людьми надо сперва познакомиться — чтобы понять не только то, о чем они говорят спьяну, но и о чем молчат на трезвую голову. И лишь потом можно обо всем этом писать.

Вот почему мне пришлось сделать паузу.


11 сентября

Самодисциплина — одна из составляющих подлинной свободы человека

Томас Мертон

С утра дует шалонник (юго-западный ветер). Онего то и дело встает на дыбы и несется ко мне белыми гребешками волн. От ледяной воды перехватывает дыхание, Тело, еще вялое после сна и теплой постели, моментально коченеет — не помогает даже быстрый кроль. Выхожу на берег — волны сбивают с ног. Просто море…

Долго растираю жестким полотенцем живот, ноги, руки и плечи, чтобы вернуться в собственное тело, несколько глубоких вдохов, приветствую солнце и сажусь за работу.

«Желающий писать, — наставлял Цай Юн[4], известный мастер эпохи Хань, автор первого в Поднебесной трактата об искусстве каллиграфии, — сядь удобно, успокой мысли, не сковывай их, не ищи слов, не задерживай дыхание, водвори дух свой вглубь себя, и тогда, вне всяких сомнений, письмо твое выйдет превосходным».

* * *

Еще одна причина моего длительного отсутствия на страницах газеты «Жечпосполита» — электричество.

Да-да! — в Конде Бережной, когда я там поселился, не было света. А я без компьютера — ни бэ ни мэ. Увы, отвык писать рукой. Так что первым делом пришлось проводить электричество.

Это означало: поставить шесть столбов высокого напряжения от главной линии к подстанции в деревне и еще два — от подстанции к моему дому, смонтировать и заземлить саму подстанцию, протянуть сотни метров провода, сделать проводку в доме и все официально зарегистрировать.

Легко сказать…

Каждый, кто хоть немного знаком с русской глубинкой, поймет, какая это канитель — беготня из кабинета в кабинет, от начальника к начальнику, каждый из которых функционирует согласно неписаному закону: чем ниже должность и чем дальше от центра, тем чиновнику страшнее принимать решения. Сколько пришлось подать заявлений, подписать документов, поставить печатей! Сколько дать «на лапу»…


С этой книгой читают
Человек у руля
Автор: Нина Стиббе

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Маска (без лица)

Маска «Без лица», — видеофильм.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Матрица Справедливости
Автор: Итальянец

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Голая правда о голом короле

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фантакрим - XXI

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Убийца Бога

Гениальный ученый Кира Миллер нашла способ резко усиливать способности человеческого интеллекта – на короткое время, зато практически безгранично. В подобном «разогнанном» состоянии человек может легко и молниеносно решать задачи, остающиеся для всех остальных лишь уделом научной фантастики. Кира собирается раскрыть секрет бессмертия, а также разработать технологии перехода на сверхсветовые скорости. Но ей и ее малочисленным единомышленникам противостоят мощные скрытые силы, стремящиеся завладеть тайной усиления интеллекта.


Воробьиная река

Замировская – это чудо, которое случилось со всеми нами, читателями новейшей русской литературы и ее издателями. Причем довольно давно уже случилось, можно было, по идее, привыкнуть, а я до сих пор всякий раз, встречаясь с новым текстом Замировской, сижу, затаив дыхание – чтобы не исчезло, не развеялось. Но теперь-то уж точно не развеется.Каждому, у кого есть опыт постепенного выздоравливания от тяжелой болезни, знакомо состояние, наступающее сразу после кризиса, когда болезнь – вот она, еще здесь, пальцем пошевелить не дает, а все равно больше не имеет значения, не считается, потому что ясно, как все будет, вектор грядущих изменений настолько отчетлив, что они уже, можно сказать, наступили, и время нужно только для того, чтобы это осознать.


Другие книги автора
Тропами северного оленя

Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — записи «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, интервью и эссе образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.Север для Вилька — «территория проникновения»: здесь возникают время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — «под мерцающую поверхность сиюминутных событий», увидеть красоту и связанность всех со всеми.Преодолению барьера чужести посвящена новая книга писателя.


Путем дикого гуся

Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.


Волчий блокнот

В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.


Волок

Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — замечания «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, рефлексии и комментарии, интервью, письма и эссе — свободно и в то же время внутренне связанно образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.