Алексей БУГАЙ
ДОЛГИЙ ЯЩИК, или ФУХЕ В КОНДРАШКА-СИТИ
1. ВЕТЕРАН
Синие тучи, плотные и тяжелые, низко висели над вокзалом города, в который прибыл комиссар Фухе. Удалившись от дел, спасаясь от одиночества, комиссар усмотрел в путешествиях попытку убежать от реальности, от того печального факта, что более молодые и менее бескорыстные сотрудники поголовной полиции давно оттеснили заслуженного ветерана на задний план, и этот план был таким задним, что Фухе быстро уменьшался в размерах, тускнел, терял авторитет и, наконец, напрочь исчез со сцены.
Комиссар посмотрел на здание вокзала, на фасаде которого значилось: "Кондрашка-Сити". Его взгляд заскользил по непомерно громоздким вокзальным часам, исполненным в виде среза пивной бочки, по причудливым лепным карнизам, украшенным затейливой резьбой и диковинными цацками, - они, видимо, воплощали невменяемость архитектора и внушали подозрение, что тот хитростью выбрался из окрашенного желтой краской дома и сразу же после окончания работы был водворен обратно дюжими санитарами.
Первые капли начинающегося ливня гулко ударили по металлическим крышам автопогрузчиков, и, набирая силу, дождь зачертил косыми строчками, пронизывая быстро надвигающуюся мглу. Наступал безрадостный вечер.
Капли, стекая по непромокаемому плащу комиссара, собирались в струйки и бодро сбегали к его ботинкам некрасивых размеров, образуя вполне приличную лужу. Размышления комиссара о бренности всего сущего были прерваны пронзительными возгласами.
- Тафай-тафай! - кричал кто-то с неожиданно ярким немецким акцентом. - Тафай-тафай!
В надвигающихся сумерках Фухе различил силуэты двух грузчиков, торопливо семенящих по платформе. Подпустив поближе наиболее проворного из них, Фухе в сердцах дал ему пинка, вздохнул и с удовлетворением отметил, что грузчик оторвался от земли и, пролетев метра два, ткнулся носом в мокрый асфальт. Эх! В былые времена пинка Фухе переживали единицы, оставаясь до конца своих дней беспомощными калеками.
Второй грузчик, торопливо переваливаясь, ковылял прочь, слегка приволакивая одну ногу. Комиссар запустил в него булыжником и тоскливо побрел искать пристанища на ночь.
В гостинице "Ячменная" номеров не было.
Администратор участливо разводил руками, заверял, что ничем не может помочь, возможно, через неделю...
Фухе молча перегнулся через конторку и коротким рывком стащил бездельника с насеста. Администратор беспомощно болтался в воздухе, смешно загребая ножками. Подержав его таким манером с минуту, комиссар отпустил должностное лицо и протянул руку за ключом.
- Помогите, - жалобно пропищал администратор, нашаривая трясущейся рукой кнопку вызова полиции.
- Бог поможет! - утешил его комиссар и, не найдя на панели ключа (все номера действительно были заняты) неторопливо удалился в сторону коридора, тяжело переступая по ковру грязными ботинками.
Навалившись плечом на дверь первого попавшегося в коридоре номера, он без долгих церемоний вышвырнул из теплой постели благообразного старичка-профессора и плюхнулся спать, не потрудившись снять ни плащ, ни ботинки.
2. ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ЛИТРОВ
Жиденькое серое утро застало комиссара в постели. В последнее время, удалившись от дел, Фухе давал себе поблажки. Он полежал часов до девяти, снял плащ, разулся, принял душ, побрился и, усевшись с сигарой в кресло, задрал ноги на камин. Блаженно попыхивая сигарой, он по телефону заказал свежие газеты и завтрак в номер. Когда все заказанное принесли, Фухе взашей вытолкал коридорного, наспех позавтракал, посмотрел утренние газеты и впал в уныние. Уголовная фауна города была представлена всего одним представителем птичьего царства. Это был болтливый попугай мэра доктора Гиббинса, а весь его криминал заключался в том, что, наслушавшись всяческой белиберды в мэрии, он как-то устроил пресс-конференцию стаду полоумных, падких до сенсаций идиотов, называющих себя журналистами. Попугай Джейк отличался не только исключительной памятью, но и изрядным чувством юмора, благодаря которому из его клюва вырывались истины на таком языке, который неведом даже ломовым извозчикам. Пресс-конференция повлекла за собой страшный скандал, а чрезмерная тяга одного из журналистов к протокольной достоверности привела к детали, над которой хохотал весь город и его густонаселенные окрестности. Этот ученый павиан с авторучкой удосужился нацарапать фразу, заканчивавшуюся словами: "...разъяснил нам представитель мэрии и почистил клюв о прутья клетки."
Комиссар отложил газету, сунул окурок в сахарницу, плюнул в окно и стал собираться на прогулку. Спускаясь по лестнице, Фухе увидел краем глаза, что администратор гостиницы заметив его проворно юркнул под стойку, а давешний старикашка-профессор угодливо ему поклонился.
"Ну вот, - подумал комиссар, - в этом городе меня еще признают!"
На улице было влажно после прошедшего накануне дождя. Повсюду сверкали небесной голубизной титанические лужи. В их зеркале отражался город со всеми его достоинствами и недостатками, однако Кондрашка-Сити казался лучше, чем он был на самом деле.
Комиссар проходил по аристократическому кварталу города. Расчудесные особняки затмевали своей роскошью друг друга и не давали Фухе передышки для захлопывания рта, разверстого в немом удивлении. Да, ни в Вене, ни в Лондоне такого не было!
