Все началось пятого января. Утро я провел на охоте и у себя в конторе по продаже недвижимости на Клебурн-стрит появился только в час дня.
Мой офис как две капли воды похож на любой другой в нашем городе: витрина с объявлениями, унылые фикусы в кадках, несколько дешевых кресел, письменный стол, заваленный проспектами, и, как полагается в каждом деловом организме, — главный нервный узел: комнатушка с телефоном, пишущей машинкой и тридцатилетней девицей, которая всегда знает, где отыскать любую, даже самую пустяковую, бумажонку. Секретаршу зовут Барбара Райан. У нее медно-рыжие, вечно немного всклоченные волосы, красивый рот, спокойные голубые глаза, которые глядят на мир понимающе и холодно.
В ту минуту, когда я вошел в контору, Барбара говорила по телефону.
Увидев меня, она тут же поспешила избавиться от собеседника:
— Одну минуту, пожалуйста. Вот как раз мистер Варрен. — И уже шепотом добавила: — По междугородному.
Звонила, наверное, Фрэнс, чтобы предупредить о своем возвращении. Я пытался связаться с нею раза два накануне вечером, но моя женушка, очевидно, еще не вернулась в отель.
— Спасибо. — Я прикрыл дверь в комнату секретарши и снял трубку параллельного телефона.
— Алло?
Это действительно была Фрэнс.
— Джон! — Ее раздраженный голос не предвещал ничего хорошего. — Ну что за манера рявкать в трубку? Разве твоя секретарша не предупредила, кто звонит?
— Извини, моя прелесть! Вчера вечером я тебе несколько раз звонил…
— Да, знаю! — нетерпеливо перебила она. — Но после концерта у Дикинсонов мы выдумали прошвырнуться по кабакам, и меня привезли в гостиницу только в три утра. Не правда ли, звонить тебе было уже поздновато. Или рановато. Твоя прелесть только что проснулась, нежится еще в постели. Даже кофе не пила…
Мысленно я представил ее черные локоны на кружевной подушке, темно-серые глаза на прекрасном точеном лице, длинные сильные ноги…
— В котором часу выезжаешь, дорогая? Вещи, надеюсь, уложить недолго? — Мне так не терпелось увидеть ее рядом.
— Ты знаешь, милый, я хочу остаться здесь до воскресенья. Поэтому и звоню.
— Что?! — подскочил я от изумления.
— Понимаешь, Дикинсоны пригласили меня сегодня на ужин. А завтра у них званый коктейль…
— Но помилуй, прелесть моя! Уже неделя, как ты уехала!
— Право, Джон, нельзя быть таким нехорошим! Я задержусь всего на два дня, не больше. Клянусь! К тому же мой милый собирался поохотиться на уток, а?
— Я уже охотился сегодня утром. А, кроме того…
Но спорить дальше было бесполезно. Если бы даже удалось настоять на своем, это ни к чему, кроме непременной ссоры по ее возвращении, не привело бы. Пришлось уступить.
— Хорошо, моя радость. Но не позже воскресенья, договорились?
— Разумеется, дорогой!
После небольшой паузы Фрэнс добавила:
— Да, кстати, не мог бы мой дружочек выслать подружке телеграфом немного денег?
— Почему же нет! Сколько?
— Мне послышалось, ты уже сам назвал пятьсот долларов, а? — спросила она, дурачась. — Я тут кое-что присмотрела в магазинах. А потом — это ровное число, согласен?
— О боже!
— Опять рявкаешь, дорогой!
— Нет, стенаю! Послушай, прелесть моя, ты же взяла с собой все свои кредитные карточки! Да и в любом магазине тебе всегда поверят в долг. — Чуть было не добавил, что она прихватила из дому еще и шестьсот долларов наличными, но удержался.
— Нет, дорогой, — ласково щебетала Фрэнс. — В местных магазинах в долг не поверят, а мне приглянулся один очаровательный костюмчик! Он так пойдет к моей фигуре.
— К твоей фигуре идеально подойдет любой костюм. И у тебя их предостаточно… А я вот уже неделю лишен возможности любоваться твоей фигурой и просто в бешенстве. Надеюсь, когда фигура окажется в присмотренном костюмчике, вы вместе вернетесь наконец к забытому мужу?
Она звонко рассмеялась.
— Обожаю, когда ты так мило говоришь! Ну просто как в кино!
В трубке послышались какие-то посторонние звуки. Похоже, звуки рожка или трубы.
— Ты что, опять купила магнитофон? — мной снова начинала овладевать злость. Этих вопящих ящиков дома и без того скопилось не меньше дюжины.
— Что-то по радио передают, — ответила жена. — Сейчас выключу…
Через минуту-другую Фрэнс повесила трубку. Меня охватила апатия. Возможно, виновата и погода: очень жарко, ни ветерка, словно перед грозой. Мы с Фрэнс чуть не поругались, но ссоры, слава всем святым, удалось избежать; тем не менее я спрашивал себя, не слишком ли легко пошел на уступки. У друзей из Нового Орлеана оказался лишний билет на финальный матч по бейсболу. Допустим, и я смог бы раздобыть местечко на стадионе, но оставить контору не позволяли дела, и жена отправилась одна. Поездка вначале планировалась максимум на три дня; потом затянулась на неделю, а теперь уже и на девять дней! Это мне совсем не нравилось. Мною вертели, словно куклой. Вот бы удивились все те в Карфагене, кто всегда считал меня сорвиголовой и кремень-человеком!
Мы с Фрэнс женаты уже два года. Что привлекло ее — наш город или же я как мужчина? Она выросла в цветущей и веселой Флориде, в Майами. Мой Карфаген, увы, не бог весть какой райский уголок. Прямо скажем, захолустье. А я, Джон Варрен, что собой представляю? Да, да, конечно, неглупый, энергичный, дружелюбный, удачливый в делах… Но сейчас мне представлялся этакий стареющий мужлан, мелкий делец из провинциального городишка. Типичная посредственность, каких хоть пруд пруди, чьим именем никогда не будет назван какой-нибудь город, мост, болезнь или животное.
