Елизаров Евгений Дмитриевич
Доктор Живаго. Размышления о прочитанном
Закрыта последняя страница романа… Отмеченный высшей литературной наградой, о чем он? Что привлекало читателя к этому тридцать лет находившемуся под негласным запретом произведению, напряженная интрига, неожиданные повороты сюжета?.. Ничего этого нет. Роман, как кажется, вообще не относится к числу тех, что читаются взахлеб, без отрыва, как, к примеру, читаются романы Артура Хейли или Юлиана Семенова. Напротив, не раз возникает желание, а то и просто протребность, остановиться и подумать. Как ни парадоксально — о материях, не имеющих почти ничего общего с сюжетной его тканью. Не раз возникает желание полностью абстрагироваться от конкретики повествования и обратиться к каким-то всеобщим и вечным началам.
Сюжет романа развертывается неторопливо. Впрочем, сюжета, похоже, вообще нет — есть жизнеописание человека. Гимназиста, студента, доктора. Человека, прошедшего сквозь огонь Империалистической, сквозь потрясения революции, сквозь боль и стыд Гражданской. Поэта… Если честно, — далеко "Доктору Живаго" по напряженности сюжетных построений до романов А.Хейли и Ю.Семенова. Нет, не сюжетная линия держит внимание читателя — что-то другое. Впрочем, если уж совсем честно, то и сюжетная линия выдержана далеко не с той строгостью, какой можно было бы ожидать от автора, отмеченного Нобелевской премией по литературе.
Существует едва ли не азбучное требование, искони предъявляемое любому беллетристическому произведению: каждый поворот сюжета должен быть хоть как-то обоснован. Но, по-видимому, это требование не очень беспокоит Пастернака. Лишь с очень большой натяжкой можно принять за неизбежность необходимость расставания Юрия Андреевича и Лары. Не вполне понятно, как доктор, вопреки своему желанию, провел полтора года в партизанском отряде. И это как раз в то время, когда масштабы дезертирства не то что из партизанских формирований — из частей регулярной Красной Армии вынуждали искать не только дисциплинарные, но и политические средства укрепления воинской дисциплины: ведь институт военных комиссаров создавался в свое время не только как результат классового недоверия к "военспецам" (об этом прямо говорит в одной из своих статей сам Сталин). Правда, в романе глухо упоминается о нескольких попытках побега, о грозящей расправе в случае очередной поимки. Но ведь в конце концов уходит доктор из отряда. Причем уходит без видимого труда. Да и уходит в совсем уж неподходящее время, когда разгром белого движения обозначился со всей возможной определенностью. И если раньше доктору угрожала расправа только в том случае, если он будет пойман во время побега, то теперь она становится неотвратимой также и в случае успешного его осуществления.
С.Залыгин, выступая на конференции "Актуальные вопросы исторической науки и литературы" приводит такой пример: "Вспомните, что доктор Живаго каждый день за 40 километров ездит верхом в распутицу с одного хутора в город. Но ведь лошадь не пройдет 40 километров каждый день туда и обратно, тем более в распутицу. А потом, где он оставлял ее в городе? Пастернака совершенно не интересует эта фактура, он не знает лошадей, его не занимают какие-то детали быта…"
Таким образом, создается впечатление, что многие, очень многие повороты в судьбе героев совершаются вовсе не потому, что они диктуются объективной логикой той действительности, в которой растворено их бытие, но просто потому, что они становятся необходимыми автору. Но если уж романист так легко переступает категорический императив беллетристики, то ясно, что вовсе не строгая выдержанность сюжетной линии заботит его. Вовсе не в прямолинейной плоскости сюжетных построений лежат те мысли, которыми хочет поделиться со своим читателем Пастернак.
Похоже, что сюжет романа вообще не важен для Пастернака. Сюжет для него отнюдь не самоцель, но простое средство выражения каких-то выстраданных истин. Причем, средство не единственно возможное; сюжет уподобляется некоему холсту, на который еще только предстоит лечь краскам…
Ну что ж, если Пастернака не очень беспокоит внешняя событийная сторона повествования, абстрагируемся от нее и мы. Обратимся к самому герою. Кто он? Зачем он вышел на страницы романа?
Но сначала — какое место занимает Юрий Андреевич Живаго в тех событиях, что сотрясают Россию?
Отечественная классика знает разных героев: сразу и безоговорочно встававших на сторону восставшего народа, сразу и безоговорочно встававшего на сторону его врагов, наконец, метавшихся от одних к другим. Словом, все возможные позиции человека в этом противостоянии исследовались литературой. Но вот к какой из них примыкает доктор Живаго?
А ни к какой. Он не встает ни на сторону белых, ни на сторону красных. Он не мечется от одного лагеря к другому. Он как бы сам по себе.
Может быть, это позиция нейтралитета? В пользу этого предположения, казалось бы, свидетельствует и сам статус героя — статус военного врача, то есть лица, по международным конвенциям официально нейтрального. Или, может быть, вообще "его хата с краю"? (Это ведь совсем не одно и то же — честный нейтралитет и "моя хата с краю".)