Традиции и бизнес, или об одном несостоявшемся рандеву
Официальные справочники утверждают, что местом средоточия высшей политической, экономической, административной и прочей власти Соединенных Штатов Америки является город Вашингтон, расположенный в федеральном округе Колумбия. Первое, куда обычно ведут посетителя американской столицы, — это невысокое, с обилием колонн, построенное в ложноклассическом стиле здание, известное как Белый дом — резиденция президента Соединенных Штатов. «Здесь решаются судьбы страны, вершится мировая политика», — с казенной высокопарностью заученно твердят, обращаясь к затаившим дыхание стаям провинциалов, штатные гиды.
Воротилы американского бизнеса не читают путеводителей, не разгуливают по Вашингтону в качестве туристов, не раскрывают рта, в почтительном удивлении внимая песнопениям хорошо оплачиваемых трубадуров. А если им и доводится посетить Белый дом, то делают они это без робости и трепетного почтения. Правда, иногда многое делается с черного хода, но вовсе не потому, что они не решаются ступить на мраморные ступени парадных лестниц, а по причинам, которые побуждают их не выставлять напоказ, что они здесь свои люди.
Что же касается места средоточия власти, то на этот счет у них нет никаких иллюзий, и внешне невзрачное здание из потемневшего от времени кирпича, находящееся за несколько сот миль от Белого дома, на одном из тихих перекрестков Нью-Йорка, вызывает у них значительно больше почтения, переходящего в благоговение, нежели любое из помпезных вместилищ официальной благодати…
К этому-то нью-йоркскому зданию теплым сентябрьским днем и направил свои стопы автор этих строк. Сюда влекло его не праздное любопытство, а желание собрать как можно больше материалов о Морганах. Встреча с представителями этой крупнейшей монополии современного империализма могла бы сэкономить время, ибо многие сведения, которые приходится собирать буквально по крохам, можно было выяснить в беседе с руководителями, стоящими в центре моргановского бизнеса.
Поскольку хозяева дома, как правило, избегают шумной рекламы и не поощряют экскурсий, непредусмотренных визитов, я решил действовать на собственный страх и риск. Для того чтобы добраться до цели, мне пришлось спуститься в душное подземелье нью-йоркского метро. Несколько минут грохота в мрачных катакомбах подземной дороги «самого богатого в мире города», и позади остался центр с его фешенебельными кварталами. Десяток-другой ступеней, засыпанных давно не убиравшимся мусором, и я на тротуаре Бродвея. Нет, это не та многократно описанная и изображенная в десятках кинофильмов, сверкающая огнями улица, так сказать, городской фасад. Здесь, в так называемом Даун-тауне — Нижнем городе, протянувшаяся на много километров через весь гранитный остров Манхэттен улица весьма непрезентабельна, чтобы не сказать больше.
Уже давно отсюда уехали состоятельные люди: жить здесь им и неудобно и «неприлично». Одна за другой за ними перекочевывают и штаб-квартиры крупнейших банков, корпораций, когда-то густо гнездившиеся именно в этой части города. Сегодня признаком респектабельности для фирмы является резиденция в центре города, где-нибудь на Мэдисон или Пятой авеню, где растут как грибы сверкающие медью, алюминием, стеклом и цветным пластиком пятидесяти- и более этажные громады. Они словно предназначены для того, чтобы показать: смотрите, как богаты хозяева банков и фирм, расположенных здесь. Положение их прочно, как скальное основание, на котором стоит их фундамент, их доходы так же высоки, как взметнувшиеся ввысь конструкции — чудеса современного инженерного и строительного искусства. Правления корпораций и банков одно за другим покидают знаменитый Уоллстрит, перекочевывая в новые районы: ничего не поделаешь — мода. Не последуешь за ней — того и гляди, потеряешь доверие клиентов.
И тем не менее я не ошибся, направившись в суетливый и грязноватый Даун-таун. Банкирский дом Морганов, так же, как и много десятилетий назад, расположенный в потемневшем от времени приземистом и мрачном здании из темного кирпича, не нуждается в рекламе своей прочности, в алюминиево-стеклянном модерне. Он не гонится за блеском шикарных кварталов, его репутация в кругах большого бизнеса достаточно прочна, чтобы позволить себе пренебречь велениями моды. А пока Морганы остаются на Уолл-стрите, Уоллстрит остается цитаделью американского капитала.
Несколько десятков шагов вниз по Бродвею, и мы у церкви «Святой троицы» — готического собора средних размеров, к которому примыкает небольшое кладбище. Путеводитель по городу с готовностью сообщает, что на этом кладбище нашли вечное успокоение знаменитые американцы Александр Гамильтон, Роберт Фултон. Из него же мы узнаем, что именно здесь, на этом кладбище, в маленьком домике в 1754 году начал свое существование знаменитый ныне Колумбийский университет, называвшийся тогда «Кингз колледж».
Но не кладбищу, не мужам, на нем похороненным, и даже не экстравагантности основателей университета, избравших в качестве его колыбели кладбищенскую хижину, обязано это место своей всемирной, хотя и мрачноватой, славой. Отсюда, от церкви «Святой троицы», берет свое начало протянувшееся всего на несколько сот метров узкое ущелье Уолл-стрита — улицы, ставшей символом хищнического американского капитала. Несмотря на солнечный день, на улице царил сумрак. А вот и цель: на углу Уолл-стрита и пересекающего ее Брод-стрита здание под номером 23. Небольшая, начищенная до блеска медная табличка на массивных дверях сообщает, что здесь обосновался банкирский дом Морганов.