Девушка выбирает судьбу

перевод Н. Ровенского

Когда уезжали, были уже сумерки, и Толкын показалась Наурызу низенькой толстушкой. А сейчас он глазам своим не поверил.

Едва они вошли в комнату постоялого двора, освещенную двадцатилинейной керосиновой лампой, Толкын сняла норковый тулуп, крытый пестрой парчой, сбросила красный бархатный чапан[1] из верблюжьей шерсти и осталась в длиннополом и узком камзоле из тонкого сукна цвета жусана[2]. Теперь перед Наурызом предстала стройная, необычайно красивая девушка. Ей было не больше семнадцати-восемнадцати лет.

Через некоторое время вошла жена хозяина постоялого двора и поставила перед очагом медный таз с загнутыми краями и бронзовый куман[3] с длинной, как у цапли, шеей.

Наурыз поднял куман за горло и приготовился помочь девушке умыться.

Толкын поставила на подоконник свой маленький сундучок с разноцветной инкрустацией и открыла его. Замок был с музыкой, по комнате пошел приятный звон, похожий на бой старинных часов. Появились полотенце с вышивкой и кисточками на обоих концах и душистое китайское мыло.

Увидев, что джигит готов полить ей на руки, девушка густо покраснела, но быстро справилась со смущением и кокетливо спросила:

— Агай[4], не боитесь, что кто-нибудь войдет и посмеется над вами? Разве это мужское дело — помогать девушке умываться…

— Ничего…

Толкын удивленно посмотрела на джигита и опустила глаза. Наурыз растерялся под искристым взглядом девушки.

«Недаром говорят, самое опасное на свете — женские глаза, — с досадой подумал он. — А что будет, когда она влюбится? Такими глазами можно сжечь человека».

Девушка освоилась и еще раз взглянула на джигита. Но теперь это был взгляд солидной взрослой женщины, спокойный и мудрый.

— А все-таки хорошо ли это — пренебрегать обычаями предков? — с сомнением заговорила она снова.

Наурызу начало казаться, что Толкын испытывает его. Чтобы выиграть время для приличного ответа, джигит плеснул на указательный палец воды, будто для того, чтобы узнать, не слишком ли она холодная или горячая.

— Ничто не вечно на грешной земле. Обычаи тоже, — заговорил он наставительно.

— Однако ни один караван не пойдет по бездорожью.

— Дороги бывают разные.

— И все-таки дорога лучше, чем бездорожье…

«Ты смотри-ка на нее! Рассуждает, как взрослая», — подумал Наурыз и продолжал свою мысль:

— Мне интересно все разумное и достойное: житейская мудрость, философия, наука, искусство, хорошие традиции. Все это помогает мне стать настоящим человеком, а моему народу дает возможность видеть не только то, что лежит под ногами, но и то, что брезжит далеко впереди. Не все ли равно, с каких гор течет студеная вода, лишь бы от нее оживали и зеленели мертвые земли. Народы становились великими потому, что умели перенимать все хорошее, разумное, дельное у своих соседей.

Толкын так внимательно и жадно слушала Наурыза, что ему стало неловко от своих поучающих сентенций.

— Агай, вы, наверное, историк?

— Нет, я не историк. Если удастся, стану геологом.

— А на каком вы курсе?

— На последнем.

— Это, наверно, самая интересная профессия!

— Да. Но дело не только, в этом. Казахи говорят, что у джигита три родных края. Первый — где ты родился, второй — откуда твоя мать, и третий — откуда твоя жена. Третьей родины у меня пока нет. Но зато две других — бескрайняя Сарыарка и верблюдогорбый Алтай. Подземные клады их уже сейчас служат человеку. Но кто там только ни хозяйничает: англичане, бельгийцы, голландцы. Только не казахи. Получается, что твою еду на твоих глазах съедает другой. Как можно терпеть это?

Толкын нахмурила брови, глаза ее посуровели. Наурыз почувствовал, что девушка близко к сердцу принимает его размышления.

— Ну, хватит болтать, — спохватился он. — Давайте умываться, я вам полью на руки.

— Нет, агай! Это очень интересно!

— Ладно. Дорога длинная. Еще успеем наговориться. Будем говорить по очереди.

— Я плохая рассказчица.

— Сказки-то знаете?

— Ну разве чтоб скоротать время в дороге…

Низко наклонившись над медным тазом, Толкын стала умываться.

«Какие руки! — снова заволновался Наурыз. — Такие руки с тонкими длинными пальцами бывают только у пианисток. Чтобы рассказать о них, нужно быть поэтом. Да и вообще хороша — стройная, яркозубая, с пышными волосами и чистой нежно-розовой кожей. А нос! Природа редко дарит казашкам такие носы — прямой, изящный, прямо-таки античный».

Толкын закончила тем временем свой туалет.

— Спасибо, агай! Пусть сбудутся все ваши мечты! — поблагодарила она с улыбкой. — Теперь вы умойтесь, а я вам полью, — и она потянулась к куману. В этот миг их руки невольно встретились у шейки кумана. Наурыз, почувствовав неловкость, первым отдернул руку:

— Спасибо, я сам…

— Значит, вы так плохо обо мне думаете, что даже не хотите принять мои услуги?

— Что вы, что вы! — растерянно забормотал джигит.

— Тогда, пожалуйста, подставляйте руки. Говорят же — долг платежом красен.

Заметим, что возражал Наурыз лишь для вида. В душе он был рад, что девушка так внимательна к нему.

— Большое вам спасибо! Будьте счастливы! Пусть никогда и ничто не омрачит вашу жизнь!

— Так много за такую маленькую услугу?