Публикуя этот сценарий, редакция горячо поздравляет его автора, видного советского драматурга Сергея Александровича Ермолинского с 80-летием. Фильмы, снятые по его сценариям, среди которых — «Земля жаждет», «Каторга», «Машенька» (совместно с Е. Габриловичем), «Друг мой, Колька!» (совместно с А. Хмеликом), «В начале века», «Дорога», «Неуловимые мстители» и многие другие, — снискали заслуженное признание не у одного поколения советских кинозрителей. И в дни юбилея мы желаем Сергею Александровичу, чтобы еще не раз он порадовал нас новыми, неизменно значительными творческими достижениями.
От автора
Сценарий публикуется с небольшими сокращениями. Написан он не случайно. В ближайшее время в издательстве «Искусство» выходит однотомник моих сочинений. Это — пьесы и сценарии о молодом Пушкине, Грибоедове, А. Н. Островском. Александре Блоке, повесть о Льве Толстом и записки о Михаиле Булгакове. Таким образом, сценарий о Денисе Давыдове принадлежит к циклу моих работ на тему русской литературной истории, которая всегда тревожила мое воображение.
…Обжоры, пьяницы, хотите
Житье-бытье мое узнать?
Черноволосый гусар без кивера проскакал по лесной дороге…
Вы слух на песнь мою склоните
И мне старайтесь подражать…
…и скрылся за поворотом, а затем появился на нескошенном лугу, придержал коня.
О богачи, не говорите,
Что жизнь несчастлива моя…
Нахальству моему простите,
Но с вами счастьем равен я!..
Он выехал на высокий обрывистый берег. Внизу текла река, а за нею желтели несжатые нивы, белела вдали сельская церковь и голубели леса. Вслушиваясь в тишину, он остановился на краю обрыва, и его конь, насторожив уши, тоже стоял неподвижно, словно понимая всю ответственность момента. Всадник простер руку над рекой, над полями и замер, изобразив памятник самому себе. Брызнуло солнце, ослепило на миг, и тотчас надвинулась надпись:
ПОДВИГИ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗНАМЕНИТОГО ПОЭТА-ПАРТИЗАНА ДЕНИСА ДАВЫДОВА В 1812 Г.
Грянул молодцеватый солдатский хор:
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарский,
С вами век мой золотой!..
И потом все стихло.
Пламя наполовину сгоревшей свечи, вздрагивая, увеличиваясь, высвечивало кусок стариковского лба. Старик вздохнул и повернулся на другой бок. Потом приподнял голову, измученный, красноватый глаз смотрел в темноту, не мигая… И чудились ему неясные шумы ползущих по дорогам военных фур, артиллерийских орудий и мерные, тяжелые шаги пехоты, то затихая, то усиливаясь. Где-то эхом прозвучал церковный колокол и смолк…
Генерал Боговуз и дежурный штаб-офицер барон Эйхен, прислушиваясь, стояли у крестьянской мазанной мелом печи, отделявшей их от старика.
— Не спит, — шепотом произнес Эйхен. — Да ведь какой сон?.. Говорили — Кутузов, Кутузов! — а опять отступаем… О чем он думает?..
Боговут приблизил к нему лицо и сказал, сдерживая негодование:
— Он думает о том, о чем думаю и я, и вы! Прежде всего надобно сохранить армию…
— Но неужели?..
— Возможно и это.
— Отдать Москву? — От волнения остзейский акцент барона особенно выступил. — О, нет, нет! Это ему никогда не простят!
— Тсс. Кажется, уснул.
Свеча у Кутузова погасла. Эйхен и Боговут на цыпочках пересекли просторную горницу, освещенную светом большой лампады у иконы. Они уже подходили к дверям, ведущим в сени, как оттуда донесся страшный шум. Голос Дениса кричал:
— У меня секретнейшее дело к главнокомандующему!
В полутемных сенях он боролся с двумя молодцами из охраны главнокомандующего, пытаясь вырваться.
— Прожект партизанских действий! Пакет из Санкт-Петербурга!
И он уже отбросил солдат, обоих на голову выше себя, но перед ним возникли генерал Боговут и барон Эйхен.
— А! Опять вы? — как-то странно протянул барон. — Хе! И уже из Петербурга?
— Давайте пакет, — коротко приказал Боговут.
— В собственные руки! Фельдмаршалу Кутузову! Лично! — в отчаянии выкрикнул Денис. — От государя-императора!
В этот момент послышались шаркающие шаги, и все стихли.
— В чем дело? — раздраженно спросил Кутузов.
Он был не только раздражен, но и зол.
— Где пакет? — спросил он и, отвечая на молчание Дениса, прокричал: — Я — Кутузов! Я!
Никакого пакета не было, и Денис беспомощно развел руками.
— Кто таков? — выкрикнул Кутузов.
— Командир первого батальона Ахтырского гусарского полка подполковник Давыдов, — ответил Эйхен с усмешкой.
— А-а… — протянул Кутузов, будто что-то припоминая. Теперь глаз светлейшего на миг глянул на него с интересом, а затем Кутузов сказал коротко: — Ну-ка, дыхни.
— Не осмелюсь, — ответил Денис, отвернув голову.
— На гауптвахту дебошира! — тотчас в гневе скомандовал Кутузов и, снова оборотясь к Денису, добавил: — Простынь, голубчик. Стишок сочини.
— Остыл, ваша светлость.
— Стишок, стишок сочини, — буркнул Кутузов и ушел.
— Саблю, подполковник, — сказал Эйхен с поклоном.
…Часовой стоял у ворот сенного сарая с навешенным замком. Оттуда доносился голос Дениса, напевавший негромко:
Напрасно думаете вы,
Чтобы гусар, питомец славы,
Любил лишь только бой кровавый
И был отступником любви…
Он сидел на ворохе сена, положив листок на походную сумку. Послышались глухие голоса. Денис подтянулся на балке, заглядывая в широкую щель под крышей. Он увидел своего молоденького поручика Митеньку Бекетова, разговаривавшего с часовыми.